Читать книгу - "Сергий Радонежский. Личность и эпоха - Константин Александрович Аверьянов"

Так, например, Н. С. Борисов полагает, что «есть основания думать, что Сергий был причастен и к устройству около 1381 г. Николо-Угрешского монастыря».[823] Однако эти предположения не подтверждаются имеющимися в нашем распоряжении источниками.

Предание об основании этой обители сообщает, что, когда Дмитрий Донской выступил против Мамая, по дороге на Коломну, в 15 поприщах (верстах) от Москвы ему явилась на дереве икона святителя и чудотворца Николы. Возвращаясь с Куликова поля тем же путем, Дмитрий Иванович отслужил на этом месте благодарственный молебен и обещал основать здесь монастырь. Позднейшее монастырское предание сообщает, что явление образа произошло 9 августа, и объясняет происхождение названия «Угреша» в духе народной этимологии – великий князь, воодушевленный знамением, якобы воскликнул: «Сие угреша (то есть согрело. – Авт.) сердце мое».[824]

Насколько достоверна эта легенда? В летописи Николо-Угрешский монастырь впервые упоминается лишь под 1497 г. в рассказе об отъезде из Москвы великой рязанской княгини Анны Васильевны (сестры Ивана III), которую провожали «до Угреши».[825] Однако имеются более ранние косвенные свидетельства о существовании этой обители. Так, под 1491 г. сообщается о поставлении митрополитом Зосимой угрешского игумена Авраамия в коломенские епископы. Менее чем через два года, в 1493 г., в епископы сарские и подонские был хиротонисан бывший угрешский игумен старец Силуян.[826] Но наиболее раннее подобное свидетельство обнаруживается в одном из сборников Троице-Сергиева монастыря (№ 746), составленном при троицком игумене Зиновии (1432–1445). В его составлении задействовали нескольких писцов, их работа была достаточно монотонной, и они нередко оставляли на страницах рукописей различного рода записи. Самой примечательной для нас является пометка одного из них на обороте 336-го листа сборника, гласящая, что его часть «повелением господина Зиновиа игумена Сергеева монастыря съписася грешным Ионою, игуменом угрешским». По филиграням сборника Б. М. Клосс датирует его временем около 1438 г.[827] Исходя из этого указания источника, можно твердо говорить о том, что Николо-Угрешский монастырь существовал уже во второй четверти XV в.

С учетом данного обстоятельства, несмотря на то что в имеющихся в нашем распоряжении источниках факт возникновения Николо-Угрешского монастыря никак не отразился, большинство исследователей все же относят основание этой обители к 1380–1381 гг., хотя и с оговоркой – «по легенде». Следующим логическим шагом историков Николо-Угрешской обители стала попытка связать начало монастыря с именем Сергия Радонежского: «Великая любовь и доверие Димитрия Иоанновича Донского к преподобному Сергию дают повод думать, что и Угрешская обитель была основана великим князем не без участия или советов святого мужа, а быть может, и по указанию его избран был первый игумен ее».[828]

Более того, возведенный в обители первоначальный храм, замененный в XV в. каменным, некоторые из исследователей считают едва ли не первым памятником, посвященным победе на Куликовом поле. В подтверждение этого зачастую приводится икона Николы с клеймами из Николо-Угрешского монастыря, которую часть специалистов датирует 80-ми гг. XIV в., а другие относят к первой половине XV в.

Попытку разобраться в этом вопросе предприняла З. П. Морозова, проделавшая искусствоведческий анализ сохранившейся в фондах Государственного исторического музея прориси иконы «Явление Николы на древе князю Дмитрию Ивановичу перед Куликовской битвой». Она выяснила, что почитание Николы как защитника Руси от врагов начинается с XIII в. Именно к этому времени относится возникновение таких иконографических типов, как «Никола Зарайский», «Никола Можайский». «Очевидно, в силу того что первый русский иконографический извод оказался исторически связан с борьбой против монголо-татарских орд, и в последующее время к Николе стали обращаться за помощью против монголо-татарской опасности», – пишет З. П. Морозова. При этом она отметила одну важную особенность: «Обращает на себя внимание такая деталь: со второй половины XVI в. все чаще фигурируют не местные типы Николы —„Зарайский“, „Можайский“, „Великорецкий“, а „Святитель“ и „Чудотворец“ Никола. Объясняется это, вероятно, тем, что при создании митрополитом Мака-рием общерусского свода святых святитель и чудотворец Никола занимает в нем одно из почетных мест, выступая радетелем за интересы всего Русского государства». В итоге исследовательница пришла к выводу, что данная икона возникла лишь в XVII в., когда в контексте эпохи после Смутного времени по-новому осмыслялись и воплощались в иконописи образы героического прошлого, связанного с событиями Куликовской битвы.[829]

Этот вывод З. П. Морозовой дает определенные основания полагать, что и само предание о начале Николо-Угрешского монастыря является плодом позднейшего времени. Определенный интерес для выяснения этого вопроса представляет тот факт, что в составе троицкого сборника № 746, в работе над которым принимал участие угрешский игумен Иона, содержится «Житие» Сергия Радонежского, точнее, его Первая Пахомиевская редакция. Данное обстоятельство позволяет предположить, что Иона был лично знаком с автором «Жития» Пахомием Логофетом. Очевидно и то, что Иона, будучи настоятелем Угрешского монастыря, должен был знать легенду о возникновении своей обители. Если обитель так или иначе была бы связана с событиями Куликовской битвы, именами Дмитрия Донского или преподобного Сергия, Пахомий Логофет не преминул бы использовать эти факты в последующих редакциях своего труда. Однако этого мы не обнаруживаем и в итоге приходим к выводу, что данная легенда была создана гораздо позже событий эпохи Куликовской битвы, а следовательно, говорить о каком бы то ни было участии Сергия Радонежского в основании Николо-Угрешского монастыря не приходится. Именно так поступил А. А. Шамаро, полностью отрицающий достоверность этой легенды.[830]

Казалось бы, на этом вопрос о данном предании можно закрыть, если бы не одно обстоятельство – остается неизвестным источник его возникновения. В этой связи напомним важный вывод историка древнерусской литературы И. П. Еремина: «Древнерусского автора, когда он брался за изображение жизни, заботила прежде всего достоверность изображаемого. И если он не всегда ее добивался, это обстоятельство свидетельствует только о временном нарушении принципа, а не об отказе от него; подчас ему изменяла память, иногда он сознательно умалчивал о фактах, когда это ему почему-либо было нужно, иногда тенденциозно искажал факты, когда это диктовалось ему теми или иными соображениями. Но он редко выдумывал факты, верный своей задаче достоверно описать то, что было».[831] С учетом этого можно предположить, что в основе монастырского предания все же лежат реальные события.

Предание о начале Николо-Угрешского монастыря сообщает, что Дмитрий Донской, выйдя из Москвы, прошел до того места, где впоследствии возникла обитель, 15 поприщ, или верст.[832] Действительно, по данным второй половины XIX в., Угрешский монастырь находился в 15 верстах от Покровской и Спасской застав. Однако за пять столетий, прошедших с XIV в., Первопрестольная сильно раздвинула свои границы и в буквальном смысле приблизилась к монастырю. Чтобы определить, какое расстояние отделяло в XIV в. Москву от