Читать книгу - "Право на творчество. Судьбы художниц Российской империи - Надежда Дёмкина"

Зал уже полон публики. Сегодня здесь собрался весь художественный Петербург. Архип Куинджи о чем-то горячо беседует с Ильей Репиным — обсуждают студенческие дела, как обычно. Ректор Академии художеств Владимир Маковский раскланивается с Айвазовским. Граф Иван Толстой, вице-президент Академии, говорит с критиком Владимиром Стасовым и профессором Арсением Мещерским. В свой кружок сбились литераторы: Петр Боборыкин, братья Аполлон и Леонид Майковы, бессменный секретарь Общества поощрения художеств Дмитрий Григорович, писательница Надежда Лухманова. Почти в полном составе явились чествовать героиню члены ее родного кружка акварелистов, собирающегося каждую пятницу: тут и всегда элегантный Александр Бенуа, и Лев Лагорио со своей испанской бородкой, и мастер русского пейзажа Алексей Писемский, и Адольф Шарлемань, автор исторических полотен, а заодно фигур на игральных картах, и многие другие известные художники.

С парадной лестницы доносится шум. Оставив внизу шубу, сияя мягкой улыбкой, в зал входит виновница торжества Елизавета Бём под руку с мужем. Соратницы из Первого дамского художественного кружка встречают ее роскошными цветами и провожают на место, за приготовленный столик. Елизавета Меркурьевна празднует сегодня целых три юбилея: 30 лет окончания художественного образования, 25 лет получения большой поощрительной медали Академии художеств, 20 лет выхода первой ее книги с силуэтами. Но дело даже не в количестве круглых дат. Никакая другая персона в мире искусства не могла бы объединить в одном зале столько разных и при этом искренне восхищающихся ею мастеров кисти. В «чернышей» Елизаветы Бём, а также в ее акварели влюблена вся Россия — от представителей императорской фамилии до крестьян, получающих за пару копеек толстовские книжечки издательства «Посредник», с которым художница уже много лет сотрудничает.

Юбилей начали с того, что зачитали телеграмму от великого князя Владимира Алексеевича, президента Академии художеств. Потом были и другие поздравления — от почитателей таланта художницы, от Первого дамского художественного кружка, от женского взаимно-благотворительного общества, от детского журнала «Игрушечка», от разных рукодельных школ, от детей и т. д. и т. п. Изготовители поздравительных адресов состязались в оригинальности оформления: одни вложили свой адрес в огромную мужицкую рукавицу, другие подали в гигантской деревянной кружке на подносе, третьи положили текст в бювар, вышитый шелком. Подарков, конечно, оказалось множество — в основном картины и графика (Репина, Айвазовского и др.), но были и хлеб-соль на серебряном блюде, и полотенце, вышитое в старом русском стиле. Публику развлекали живыми картинами, поставленными детьми в народных костюмах по работам Елизаветы Бём. Завершился праздник концертом — пением под фортепианную музыку.

Развернутая картина юбилея, от утреннего домашнего поздравления до детального описания разнообразных подарков, преподнесенных и частными лицами, и организациями, была опубликована в нескольких газетах, например в «Новом времени» от 12 января 1896 года. Судя по списку гостей и размаху торжеств, Елизавету Бём не только ценили в профессиональной среде, но и любили, раз она смогла объединить вокруг себя столько людей. Сегодня же ее имя широко известно разве что среди филокартистов — тех, кто увлекается коллекционированием старинных открыток. Вы тоже наверняка видели ее работы, на которых миловидные малыши в русских костюмах изображают сценки из деревенской жизни, иллюстрируя пословицы, — просто, возможно, не знали, кто их автор. Однако на самом деле открытки были лишь одной из сфер деятельности многогранной по дарованиям художницы.

Сохранилась фотография, на которой Елизавета с альбомом и карандашом стоит у двери сарая; у бревенчатой стены напротив сидит группа детей, позируя, а другие ребятишки заглядывают под руку художницы: что же там нарисовано? Многочисленных девочек и мальчиков на своих открытках, иллюстрациях, силуэтах Бём рисовала не придумывая, а по наброскам с натуры. Поэтому они получались такими живыми и эмоциональными. Единственную биографию Бём, выпущенную еще при ее жизни, в 1911 году, ее подруга писательница и художница Софья Лаврентьева так и назвала — «Друг детей». Детство Елизавета провела в деревне в Ярославской губернии и всю жизнь считала лучшим отдыхом поездку за город, хотя бы на дачу.

Елизавета Бём (в девичестве Эндаурова, представительница старинного татарского дворянского рода) — пример какой-то удивительно спокойной судьбы творческой женщины. И если во многих историях я рассказываю о сложных жизненных перипетиях, трудностях, даже трагедиях художниц, то судьба Елизаветы (которой, конечно, тоже пришлось преодолевать трудности, не без этого) в целом предстает гармоничной и спокойной. Любящая семья, детство на природе, в деревне, талант вовремя был замечен и поддержан родными: «Любовь к рисованию у меня была с самых малых лет; я иначе себя не помню, как рисующей на всех кусочках бумаги, которые попадались мне в руки. В письмах к своим подругам петербургским я постоянно вкладывала свои рисуночки куколок и животных; и вот это-то и обратило внимание людей несколько понимающих, что мне следовало серьезно заняться рисованием»[18].

И вот в 14 лет Лиза Эндаурова едет в Петербург, живет у родных (двоюродный дядя по матери Алексей Ильин развивает в это время первое в России специализированное предприятие по печатанию карт — и еще сыграет роль в ее судьбе) и посещает Рисовальную школу при Обществе поощрения художников. Школа арендовала часть здания, принадлежавшего Бирже на Васильевском острове, — сегодня там находится Зоологический музей, а тогда были складские и конторские помещения в Южном пакгаузе (Университетская набережная, д. 1). Класс сразу стал пользоваться популярностью: осенью 1842 года записалось 14 учениц, но за несколько месяцев количество девушек выросло до 40 человек, и пришлось привлечь еще одного преподавателя. Уже спустя четыре года желающих заниматься было 169 (из них только 28 из купеческого сословия, остальные дворянки). Вот как Софья Лаврентьева, младшая соученица Эндауровой, описывает обучение в Рисовальной школе «на Бирже», как ее тогда называли:

«В первом классе после различных геометрических фигур из папье-маше рисовали гипсовые арки, ворота, лестницы и прочее, а также части человеческого тела. По уничтожении оригинального класса вторым стал класс рисовки с гипсовых масок (орнаментов тогда еще не рисовали в женских классах), где преподавала бывшая ученица школы — Хилкова. В третьем классе рисовали с целых бюстов и даже статуй, иногда при вечернем освещении, — там тогда учил Чистяков. Последним, или четвертым, классом был класс натурный, где практиковалась уже масляная живопись. Натура допускалась только „одетая“, и целых фигур не писали, а или поясные, или поколенные. Там учил тогда Бейдеман. Кроме этих „обязательных“ классов был еще по пятницам класс акварельный, где было два преподавателя: для старшего класса — Премацци, а для остальных (младший до акварели не допускался) — Дьяконов…»[19]

Елизавета была в