Читать книгу - "Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - Дин Джобб"

четыре квадратные мили на окраине Ша́рлотта[7], Северная Каролина. Осенью 1917 года, когда туда свезли тысячи солдат из Новой Англии и западных штатов, тамошние дороги и дома еще стояли недостроенные. Самый большой контингент прибыл из родного штата Бэрри. Лагерь представлял собой целое море узких продолговатых бараков и конусообразных палаток на деревянных платформах.

Однажды рядовой Бэрри заглянул в фотоателье. На одной из фотографий он элегантно стоит навытяжку, слегка повернувшись, чтобы продемонстрировать белую нарукавную повязку с эмблемой Красного Креста. Воротник украшают медные диски с эмблемой военно-медицинской службы – две змеи, обвившие крылатый жезл. На другом фото он лицом к камере, в мятой полевой форме и обмотках, на голове, с которой он снял пилотку, – копна черных волос, расчесанных на прямой пробор. «Он обладал замечательными качествами, – вспоминал один новобранец из штата Нью-Йорк, который тоже проходил обучение в лагере и потом воевал в Европе, – со всеми был в прекрасных отношениях».

Армейские лагеря, в том числе Кэмп-Грин, обычно организовывались в южных штатах, где мягкий климат позволял круглый год обучать новобранцев под открытым небом. Но зима 1917–1918 годов на юге и юго-востоке выдалась невиданно холодной. Уже в начале октября в Северной Каролине ударил мороз, недобрый предвестник суровой зимы. В декабре термометры однажды показали рекордную для этих мест температуру – почти минус тридцать. В начале 1918-го «усиливавшиеся волны лютого холода, – говорилось в одной из статей по климатологии, – сжали регион ледяной хваткой».

Новобранцы, запертые в палаточном городке Кэмп-Грина, буквально терпели бедствие. На Северную Каролину обрушивались сменяющие друг друга бури. «Сапоги и колеса превращали красноглинистые дороги лагеря в море грязи – она замерзала, оттаивала и снова замерзала, делая жизнь и солдат, и офицеров окончательно невыносимой», – вспоминал младший лейтенант Джеймс Поллард в своей книге об истории 47-го полка. Практические тренировки на воздухе не проводились неделями, скуку скрашивали лишь часы караульной службы, рабочие наряды, классные занятия по штыковому бою и обращению с винтовками и пулеметами. Основную же часть времени Бэрри и его товарищи проводили, дрожа от холода в своих восьмиместных палатках. Растущие вокруг лагеря сосны беспощадно вырубали на дрова. Палатки порой загорались, их обитатели в панике выскакивали на ночной мороз. «У нас не было современной канализационной системы», – писал Поллард. Распространялись инфекции. Однажды им пришлось провести целый месяц на карантине по поводу вспышки спинального менингита.

Монотонность, холод, жесткость правил (забыл побриться – пятидневный наряд на кухне), все это мало-помалу подрывало боевой дух. На борьбу с этой проблемой встала Ассоциация христианской молодежи[8], чьи волонтеры развлекали солдат – выступали с водевилями, издавали лагерную газету, где освещался ход мобилизационной кампании и прочие темы, интересные «армейцам и оставшимся дома друзьям и родственникам». Когда солдатам стали давать увольнительные для набегов на Шарлотт, выяснилось, что одного из развлечений не хватает. «В городе полно солдат, – написал один из приезжих весной 1918 года в открытке домой, – но спиртное здесь не продают». В штате ввели сухой закон еще десять лет назад.

Полевые занятия возобновились в марте, всего за несколько недель до отправки 47-го полка в Европу в составе 4-й дивизии армии США. За этот короткий срок новобранцам предстояло подготовиться к предстоящим боям, получив навыки окопной войны и стрельбы из винтовки. В конце апреля, после шести месяцев грязи и лишений, Бэрри вместе с однополчанами погрузился в поезд до Нью-Йорка. Еще немного, и война станет для них реальной жизнью.

Парни в хаки тесно набились на палубы элегантной двухтрубной «Принцессы Матоаки», покидавшей утром 11 мая гавань Нью-Йорка. Хмурое и серое – в тон камуфляжной окраске лайнера – небо брызгало дождем. По иронии судьбы солдаты плыли воевать с Германией на немецком же судне, захваченном на Филиппинах, когда Штаты вступили в войну. Сейчас на нем находилось четыре тысячи человек, вдвое больше, чем довоенная пассажировместимость.

Корабль с 47-м полком на борту влился в конвой, состоявший из тринадцати транспортов и американского крейсера «Фредерик». После пережитой угрозы торпедной атаки и битвы с ведром нервы у всех были на пределе. Пресную воду выдавали строго ограниченными порциями, а перегруженный работой камбуз мог обеспечивать только два приема пищи в день. Из-за шторма, настигшего «Принцессу Матоаку» в середине пути, многие страдали от морской болезни, и им было не до обеденного расписания. «В жизни не видел столько воды!» – то и дело восклицал один из членов экипажа, салага с пшеничных полей Канзаса.

Рядом с французским побережьем, на финальном, самом опасном участке пути конвой сопровождала группа из девяти противолодочных кораблей союзников. 11 мая пересекшая за десять дней Атлантику «Принцесса Матоака» вместе с остальными кораблями причалила в Бресте, портовом городе на западной оконечности Бретани.

Там их ожидали железнодорожные составы, которые помчат полк через север Франции. «Солдатам не терпелось поскорее попасть на фронт и покончить со всем этим», – обнадеживал матрос с «Принцессы Матоаки» своих родных в письме домой. Энтузиазм новичков поумерился, стоило им увидеть, как из вагонов Красного Креста выгружают для отправки домой бойцов с чудовищными ранениями – безруких, безногих, ослепших. Они ощутили, какая варварская бойня уготована им впереди.

«Никогда прежде, – писала пенсильванская “Делавэр Каунти Дейли Таймс” незадолго до вступления Штатов в войну, – смертоносные орудия не были столь многочисленными, столь изощренными, столь чудовищными». Бризантные снаряды. Скорострельные пулеметы. Отравляющий газ. Огнеметы. Бомбардировщики и цеппелины с бомбами. Первые тяжелые танки. Шрапнельные снаряды, чья начинка поражала гораздо больше солдат, чем пули, и наносила страшнейшие раны: зазубренный металл, как отметил один военный хирург, «разрывает, вспарывает, раздирает живую ткань». Лесли Басуэлл, американец, добровольно подрядившийся еще в начале войны водить санитарные автомобили Красного Креста, выпустил в 1916 году книгу, где разоблачал «тщетность, полнейшую, дьявольскую безнравственность, бессмысленную кровожадность» войны. Басуэлл описал все без утайки. «В грязи нейтральной полосы, – рассказывал он, – воронки от снарядов усыпаны сотнями искореженных трупов… повсюду кое-как валяются руки, ноги, головы… некоторые тела уже полусгнили, некоторые солдаты лишились жизни совсем недавно, некоторые все еще полуживы, они беспомощно лежат между своими и вражескими расположениями». Жуткая, опасная работа Бэрри состояла в том, чтобы пробираться в этот ад на земле, не обращая внимания на свист пуль и взрывы снарядов, в поисках еще живых.

Санитары принимали участие в любой наступательной операции, они на месте оказывали раненым первую помощь. Повязка Красного Креста – единственное, что выделяло их на поле боя, а в остальном они внешне ничем не отличались от остальных солдат – та же форма, та же каска. При себе у них имелся йод для обработки ран