Читать книгу - "Паустовский. Растворивший время - Олег Д. Трушин"

«Мой сын Константин, которому в наступающем мае исполняется 12 лет, – по несоответствию его возраста условиям поступления в первый класс, – готовится к вступительному испытанию во второй класс министерских гимназий…

Я обращаюсь с ходатайством к Вашему превосходительству с покорнейшей просьбой разрешить принять его в первый класс Первой киевской гимназии, в случае если он, при испытании во второй класс, не покажет необходимых познаний.

Апреля 19 дня 1904 года. Адрес: Святославская ул., Старо-Киевского участка, № 9.

Георгий Паустовский»17.

Со стороны Георгия Максимовича это был весьма отчаянный шаг, так сказать последний выброс «спасательного круга», так как уже две попытки поступления Косте не удались, и с мечтой начать обучаться в гимназии можно было бы попрощаться.

Но, к счастью, всё сложилось благополучно.

20 августа 1904 года решением педагогического совета гимназии «по конкурсу отметок» Костя Паустовский был зачислен в первый класс. Прошение Георгия Максимовича, видимо, всё же возымело успех и Костю, освободив от экзаменационных испытаний во второй класс, допустили к таковым, но в первый, где он показал блестящие знания – «отлично» по Закону Божьему и русскому языку и «хорошо» по арифметике.

1904 год отметился в жизни Константина Паустовского ещё одним событием, о котором он будет помнить всю жизнь.

2 июля в Баденвейлере в Германии и, как тогда писала официальная пресса, «без агонии… по причине бугорчатки лёгких», на сорок пятом году жизни умер Чехов.

Весть о смерти Чехова была потрясением для семьи Паустовских, и когда она пришла в их дом, Георгий Максимович был на рыбалке. Сообщить отцу о кончине Антона Павловича пришлось Косте. А через некоторое время в Москву к гробу Чехова отправится корзина с полевыми цветами, собранными Костей Паустовским вместе с матерью. Корзину полевых цветов для Чехова увезёт в Москву близкий друг семьи Паустовских, специально отправившийся в Первопрестольную на похороны писателя.

Похороны Чехова состоялись 9 июля на Новодевичьем кладбище. Могила, как сообщалось позже в газетах, «была уложена внутри цветами и зеленью». И среди этого цветочного хаоса был букет полевых цветов от Кости Паустовского.

Но вернёмся к гимназической поре Паустовского, светлому и очень ревнивому во времени периоду жизни нашего героя, в котором переплелось всё – детство и взросление, потеря семьи и обретение ранней самостоятельности. И тем не менее это было счастливое, а может быть и даже самое счастливое время в его жизни, ещё не обожжённой трагедиями войн, хаосом революций, временем, когда на смену одним идеалам приходили другие и одна за другой накатывали волны новой эпохи, поглощая под собой миллионы жизней соотечественников его времени.

Первая киевская гимназия в судьбе Константина Паустовского явилась чрезвычайным явлением. И дело даже не в том, что он стал её выпускником, а в том, что именно в её стенах Паустовский сформировался как литератор. Именно здесь он впитал в себя уважение к слову как некой Божественной тайне, перед которой благоговел всю жизнь.

Уже спустя годы, признаваясь читателям о роли гимназии в собственной судьбе, Паустовский искренно скажет, что именно в ней он познал чувство прекрасного, что наполняло его естество «гордостью, сознанием силы человеческого духа и искусства».

«Преподавательский состав гимназии был блестящий, – вспоминает Николай Шмигельский. – Историк Василий Клягин – якобинец, влюблённый во Французскую революцию… <…>

Литератор Тростянский Митрофан Иванович, пушкинского “Онегина” знал наизусть. <…> Всегда приходил в чёрной визитке, форменного сюртука не признавал и никогда его не надевал.

Владимир Фаддеевич Субоч – латинист. <…>

Латынь вёл ещё и чех Поспишиль. <…>

Бодянский читал в подготовительных классах историю Руси. По тоненькому учебнику. Какая-то у него была своя методика: надо было всё время что-нибудь вычёркивать или дописывать. Для лучшего запоминания, как он говорил»18.

Но среди преподавателей гимназии особо нужно выделить фигуру доцента Селихановича, преподававшего литературу и психологию и внешне очень похожего «на поэта Брюсова».

Удивительно, но образ Селихановича, описанный Паустовским в повести «Далёкие годы», есть своего рода зеркальное отображение его самого, естественно, в том смысле, когда мы говорим не о внешнем сходстве, а об общности взглядов и вкусов. На эту мысль наталкивает сам Константин Георгиевич. Селиханович «ходил в чёрном, застёгнутом наглухо штатском сюртуке» и «был человек мягкий и талантливый»[3].

И только благодаря описанию отношения Селихановича к литературе начинаешь понимать, какой душевной красоты и щедрости был этот человек, какой свет знаний нёс он своим ученикам, являясь для них больше чем центром «литературной вселенной». Через любовь к литературе он выражал себя самого.

Масштаб тех знаний, которыми обладал Селиханович, был, по всей видимости, внушительным. И Паустовский об этом говорит прямо:

«[Селиханович] открыл нам эпоху Возрождения, европейскую философию XIX века, сказки Андерсена (именно творчество Андерсена сыграет в творчестве Паустовского особую роль, и, как он сам признаётся в очерке «Сказочник», научит «верить в победу солнца над мраком и доброго человеческого сердца над злом», и это станет своего рода заповедью, определённым «послушанием» всего творчества Константина Паустовского». – О. Т.).

У Селихановича был редкий дар живописного изложения. Самые сложные философские построения в его пересказе становились понятными, стройными и вызывали восхищение широтой человеческого разума.

<…> Мы пристально проследили жизнь тех людей, кому были обязаны познанием своей страны и мира и чувством прекрасного, – жизнь Пушкина, Лермонтова, Толстого, Герцена, Рылеева, Чехова, Диккенса, Бальзака и ещё многих лучших людей человечества. Это наполняло нас гордостью, сознанием силы человеческого духа и искусства.

Попутно Селиханович учил нас и неожиданным вещам – вежливости и даже деликатности. Иногда он задавал нам загадки»19.

Ко всему тому Селиханович в гимназии вёл ещё и литературный кружок. Посещал занятия кружка и Костя Паустовский.

По всей видимости, Селиханович был одним из немногих преподавателей, который знал о страстном желании Паустовского стать писателем:

«Однажды он остановил меня в коридоре и сказал:

– Приходите завтра на лекцию Бальмонта. Обязательно: вы хотите быть прозаиком, – значит, вам нужно хорошо знать поэзию»20.

Вряд ли этот разговор Селихановича с гимназистом Костей Паустовским есть всего лишь беллетристический приём писателя Паустовского. Верится, что так оно и было на самом деле.

Паустовский нигде и ни при каких обстоятельствах не говорил о Селихановиче как о своём первом наставнике в делах литературных, но вполне можно предположить, что первые рассказы, написанные им ещё в гимназии, были созданы в какой-то степени под влиянием Александра Брониславовича.