Читать книгу - "Письма из Египта - Люси Дафф Гордон"

ею, Омар достал из-за пазухи лимон и натер им порфировую колонну с одной стороны арки, а затем попросил меня лизнуть её. Это лечит все болезни. Старик, который показывал мне мечеть, нетерпеливо тянул меня за руку, чтобы я совершил эту абсурдную церемонию, и я подумал, что меня должны были заставить это сделать. Основание колонны было залито лимонным соком. Затем я отправился к гробницам халифов; у одной из великих гробниц были такие арки и такие удивительные купола, но всё это было в руинах. Здесь десятки таких благородных зданий, каждое из которых является сокровищем, приходящим в упадок. Следующая, как ни странно, была в идеальном состоянии. Я слез с осла, а Омар занервничал, немного поколебался и посоветовался с женщиной, у которой был ключ. Поскольку у меня не было башмаков, я снял ботинки и был вознагражден, увидев следы Мухаммеда на двух черных камнях и милую маленькую мечеть, что-то вроде Св. Шапель. Омар помолился с пылким рвением и вышел, пятясь задом и громко приветствуя Пророка. К моему удивлению, женщина была очень довольна шестью пенсами и не стала просить больше. Когда я заметил это, Омар сказал, что, насколько ему известно, ни один франк никогда не заходил внутрь. Если бы хранительница мечети была более строгой, она бы меня не впустила. Я возвращался домой по бесконечным улицам и площадям с мусульманскими гробницами, среди которых были и гробницы Мемлюков. Это было очень поразительно, и уже темнело так сильно, что я подумал о Нурреддин-бее и задался вопросом, не отвезёт ли меня джинн куда-нибудь, если я переночую в одном из уютных маленьких зданий с куполами.

Мой друг-копт только что позвонил и сказал, что его брат ждёт меня в Кенне. Я не вижу ничего, кроме вежливости и желания угодить. Моё судно — «Зинт эль Бахрейн», и я несу английский флаг и небольшой американский отличительный вымпел в качестве сигнала для моих консульских агентов. Мы отплываем в следующую среду. Пока, дорогая мама.

21 ноября 1862 года: сэр Александр Дафф Гордон

Сэру Александру Даффу Гордону.

Лодка у Эмбабеха,

21 ноября 1862 года.

Дорогой Алик,

Мы отплыли вчера и, по обычаю восточных караванов, сегодня остановились в деревне напротив Каира; сегодня пятница, и поэтому было бы неуместно и не к месту отправляться в путь. Сцены на реке удивительно занимательны и любопытны, столько жизни и движения. Но лодочники искушены; вся моя команда щеголяет в новых белых трусах в честь предполагаемой скромности ситти инглизи — разумеется, за это полагается вознаграждение. Бедняги! Они очень воспитанные и тихие в своих лохмотьях и нищете, и их странная песенка, которую они напевают, довольно милая: «Эйя Мохаммад, эйя Мохаммад», до бесконечности, за исключением тех случаев, когда энергичный мужчина кричит «Йаллах!» — то есть «О Боже!» — что в повседневной жизни означает «давай». Омар ушёл, чтобы принести ещё одну или две «мелочи», которые я не учёл, а я объясняю своим рейсам, что нужно починить дверь хижины, разбитое окно и т. д., с помощью шести слов на арабском и жестов, которые они понимают и отвечают с удивительной быстротой.

Воздух на реке, конечно, просто божественный — совсем не такой, как в отеле и в квартале Франков в Каире. Исбекийе, или общественный сад, где живут все Франки, был, по-моему, озером и до сих пор очень сырой.

Я поднимусь ко второму порогу как можно быстрее и вернусь на досуге. Хекекиан-бей вчера заходил попрощаться и одолжил мне несколько книг; пожалуйста, передайте Старшему, как любезно с его стороны было меня представить. В Каире было бы довольно уныло — если бы там можно было унывать — без единой души, с которой можно было бы поговорить. Мне было жаль, что я не знаю ни турок, ни арабов и не имею возможности увидеть кого-нибудь, кроме торговца, у которого я купил свои припасы, но это было очень забавно. Молодой человек, у которого я купил своего финляндца, был таким красивым, элегантным и меланхоличным, что я знаю, что он был любовником любимой рабыни султана. Как бы я хотел, чтобы ты была здесь и наслаждалась всей этой такой новой, такой прекрасной и в то же время такой знакомой жизнью — и тебе бы понравились люди, бедняжки! Они совсем как дети, но милые дети.

Я зашёл в здешнюю деревню, где на меня обратили внимание, и несколько женщин пригласили меня в свои дома, показали мне их спальни, кухни, домашнюю птицу и т. д. Один мужчина пошёл со мной, чтобы отгонять детей, но денег не просил, что свидетельствовало о том, что европейцы там редкость. Ужасно видеть крайнюю нищету, хотя в этом климате, конечно, это не так важно, но грязь, о которой так много говорят, — это просто крайняя нищета. Бедняги настолько чисты, насколько позволяют их тела, омытые нильской грязью и водой, и у них нет ни второй рубашки, ни постели, кроме засохшей грязи.

Передавай привет моим дорогим, и не беспокойся, если не будешь получать от меня писем. Мой кашель уже пять дней как не возвращается, так что я надеюсь, что мне действительно лучше; это первая передышка за долгое время. Солнце такое жаркое, прямо печёт, 21 ноября, и все двери и окна в домике открыты — восхитительный ветерок.

30 ноября 1862 года: миссис Остин

Миссис Остин.

Фешн,

Понедельник, 30 ноября 1862 года.

Дорогая Муттер,

Вот уже десять дней я наслаждаюсь этим восхитительным образом жизни и чувствую себя намного лучше. Я снова начинаю есть и спать и меньше кашляю. Моя команда — это моё большое развлечение. В основном это мужчины с первого порога выше Асуана, гладкокожие, добрые, терпеливые, весёлые чернокожие парни. Маленький чернокожий Рейс — само добродушие и веселье, он подшучивает над девушками, когда мы проходим мимо деревень, и всегда улыбается. Рулевой — светлокожий, тоже очень весёлый, но явно набожный. Он молится пять раз в день и постоянно возносит хвалу апостолу Русулу. Он поранил лодыжку на одной ноге и подъём на другой ржавым гвоздём, и они загноились. Я обработал их припарками, а затем ватой и бинтами, и всё прошло успешно, к всеобщему восхищению, и он объявил, что чувствует себя намного лучше: «Альхамдулиллах, киет-эль-харак хатир я Ситти» (Хвала Господу и бесконечная благодарность, о Госпожа), и все подхватили: «киет-эль-харак хатир». Самый важный человек — это «велед» — мальчик — Ахмет. Самый весёлый, умный, вездесущий маленький негодник с