Читать книгу - "Нестор Летописец - Андрей Михайлович Ранчин"

при жизни своей он дал завещание сыновьям своим, сказав им: „Вот я покидаю мир этот, сыны мои; живите в любви, потому что все вы братья, от одного отца и одной матери. И если будете жить в любви друг к другу, Бог будет с вами и покорит вам врагов ваших. И будете мирно жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и междоусобиях, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которую они добыли трудом своим великим, но живите в мире, слушаясь брат брата. Вот я поручаю заместить меня на столе моем, в Киеве, старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть он заменит вам меня; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Игорю Владимир (южный), а Вячеславу Смоленск“. И так разделил он между ними города, запретив им переступать предел братний и сгонять (один другого со стола), сказал Изяславу: „Если кто захочет обидеть брата своего, ты помогай обижаемому“. И так завещал он сыновьям своим жить в любви. ‹…› Приспел конец жизни Ярослава, и отдал он душу свою Богу в первую субботу Федоровского поста. Всеволод же убрал тело отца своего, возложив на сани, отвез его в Киев, в сопровождении попов, певших положенные песнопения. Оплакивал его народ; и, принеся, положили его в гроб мраморный в церкви святой Софии. И оплакали его Всеволод и все люди. Прожил же (Ярослав) полных 76 лет»[57].

Так сложился триумвират Ярославичей — система власти, в которой главные роли принадлежали трем старшим сыновьям Ярослава Мудрого: Изяславу Киевскому, Святославу Черниговскому и Всеволоду Переяславскому. Двое младших — Игорь, княживший во Владимире на Волыни, на юго-западе Руси, и Вячеслав, державший Смоленск, решающего значения не имели, к тому же оба они рано умерли. Есть основания предполагать, что в завещании Ярослава был впервые провозглашен сеньорат — принцип старшинства как основа организации власти и отношений между князьями. (Пример святого Бориса, о покорности которого Святополку Окаянному рассказывается в Борисоглебских житиях, в том числе в Несторовом «Чтении», видимо, не отражал древнюю норму, а формулировал норму новую, основанную на ветхозаветном принципе.) Впрочем, выделение еще воинственным Святославом Игоревичем Киева Ярополку, который был, по-видимому, старшим из его сыновей{16}, и возведение Владимиром Святославичем на важнейший после киевского новгородский стол старшего отпрыска Вышеслава (умершего в 1008 году) как будто бы свидетельствуют, что идея старшинства складывалась или сложилась раньше[58]. Установленные Ярославовым завещанием отношения при верховенстве старшего киевского князя Изяслава оставались нерушимыми до 1073 года, когда второй Ярославич Святослав, вступив в сговор с третьим, Всеволодом, изгнал Изяслава из Киева. Нестор, вероятно, видел в завещании Ярослава основу благополучия и мира в Русской земле и дорожил принципом старшинства. Его произведения об этом свидетельствуют.

Мы не знаем, в какой год будущий автор Жития Феодосия и вероятный составитель «Повести временных лет» пришел в этот мир. Но можем предположить, что новорожденного, видимо, крестили на восьмой день. О существовании этого обычая уже в XI веке свидетельствует Несторово Житие Феодосия: именно на восьмой день таинство крещения было совершено над будущим печерским подвижником[59]. Позднейший обычай при принятии монашества (малой схимы, а затем, еще раз, великой) требовал смены имени. Но так ли было в Древней Руси? Историк Русской Церкви Е. Е. Голубинский понимал известие Нестора о том, что священник при крещении нарек печерского святого Феодосием, как недостоверное. Он полагал, что книжник либо не знал крестильного имени печерского игумена, либо умолчал о нем, потому что предпочел обыграть значение греческого имени Феодосий («врученный, дарованный Богу»): священник крестит младенца с этим именем, прозревая его великое будущее основателя русского монашества[60]. Однако, по-видимому, обычай наречения нового имени при монашеском постриге в те времена, как, впрочем, порой и позднее, не был обязательным. Другой печерский монах, князь Никола (с княжим, языческого происхождения, именем Святослав, или Святоша), судя по всему, принял постриг, сохранив крестильное имя[61]. Но даже если предположить, что нашего героя нарекли Нестором еще при крещении, назвать месяц и день совершения обряда и, соответственно, день его рождения не получится: во-первых, в те времена не обязательно давали имя одного из святых, чью память праздновали в день крещения, а во-вторых, в церковном календаре есть (и был) целый ряд святых с этим именем, память которых приходится на разные дни и месяцы церковного года. Если же имя Нестор было дано ему при постриге, то узнать день, в который это произошло, невозможно по той же самой причине: хотя в те времена новое давалось постригаемому в монахи по имени одного из святых, празднуемых в день совершения обряда[62], Несторов в святцах несколько, и дни празднования их памяти не совпадают. Возможно, наш герой был крещен в память мученика Нестора (день памяти 27 октября старого стиля) — ученика святого Димитрия Солунского. Юноша Нестор победил в поединке Лия, любимого бойца императора-язычника Максимиана и был за исповедание христианской веры казнен по приказу царя — гонителя христиан[63]. В таком случае древнерусский книжник мог тоже видеть в себе борца за веру, но орудием своим считал не руку и не оружие воина, а перо.

Зато с определенной долей уверенности можно назвать среду, к которой принадлежали родители Нестора Летописца. Нестор был действительно для своего времени высокообразованным книжником. И «Чтение о Борисе и Глебе», и Житие Феодосия Печерского свидетельствуют об отличном знании автором переведенных с греческого житий; обыгрывание значения Феодосиева имени — о знакомстве с греческим языком, как и грецизм «кафоликани иклисиа»{17} («вселенская церковь») в «Чтении»[64]. Автор этих житий, конечно, совершенствовал свои знания и усердно читал книги, став монахом, но можно согласиться с предположением М. Д. Присёлкова, что он выделялся образованностью уже при вступлении в печерскую братию. Но кто мог тогда получить еще в юные лета хорошее образование? Конечно, человек, родившийся в знатной, боярской семье, или сын княжеского чиновника или священнослужителя. Не только образованность, но даже элементарная грамотность, особенно в первые десятилетия после крещения Руси, была, очевидно, достоянием весьма тонкого слоя общества. (Ситуация не изменилась принципиально ни в Московской Руси, ни — в общем и целом — в императорской России.) Как будто бы это утверждение опровергают многочисленные берестяные грамоты, найденные за последние семьдесят лет в культурном слове Великого Новгорода. Однако число их, превысившее тысячу, не покажется столь значительным, если учесть, что они были написаны на протяжении примерно пятисот лет. Кроме