Читать книгу - "Палачи и придурки - Юрий Дмитриевич Чубков"

назначенный час между тем приближался», звонко выпевалась в мозгу его последняя фраза. И не в силах оторваться от им самим же выдуманного сюжетного хода, он подошел к окну и глянул в темную за ним пустоту, словно бы это ему предстояло пилить решетку и прыгать на мокрые от дождя плиты тюремного двора и по ним бежать к обозначенному в плане месту в каменной ограде. «Стой! — остановил он сам себя и хлопнул ладонью по лбу. — Что это я! Побег-то ведь не состоится! Не-ет, не состоится!» И предстала перед ним будущая сцена: блекнет, голубеет от чистеньких утренних лучей тюремное оконце, а герой его все продолжает лежать на кровати в оцепенении. И так ярко она ему представилась, как будто сам он и лежал на жесткой кровати в полосатой тюремной робе в ожидании предстоящего свидания.

Подожди, сказал себе Аркадий Семенович, а не будет ли здесь натяжки? И тревожно метнулось в груди сердце: поверят ли? может, все напрасно? Но вдруг явилась перед ним Прекрасная дама с верхних этажей — вошла в комнату, как в тюремную камеру, с той же божественной улыбкой и глянула синими глазами: что же ты? неужели не променял бы остаток жалкой своей жизни на свидание со мной? В ажиотаже замахал Аркадий Семенович руками: променял бы! один бы раз она вошла в эту комнату, а там хоть...

А за окном тем временем набрала силу весенняя ленинградская ночь. Он прислонился пылающим взволнованным лбом к прохладному стеклу, чтобы остудить, унять мятущиеся в голове мысли. За окном на очистившемся от туч небе в призрачном, как кисея, облачке купался опрокинутый на спину, кривой, как ятаган, мусульманского пошиба месяц, к нему неприкаянной собачонкой привязалась единственная в небе звезда. Увидел месяц в окне Аркадия Семеновича, поманил: иди, искупаемся вместе в космических целебных лучах. «А и правда, — решил Аркадий Семенович, — не засну все равно. Пойти прогуляться, пожалуй».

На улице охватило его свежестью, налетевшим к ночи слабеньким морозцем и такой благодатью, что он хмыкнул от удовольствия и глянул на небо, словно выискивая, откуда же эта благодать проливается. Месяц уже вынырнул из облака и воровски крался в кронах обнаженных еще деревьев и в свете, проистекавшем бог знает откуда, ветви слагались в написанные тушью на небосводе таинственные письмена — словно посылала природа человечеству таким способом загадочные послания и содержали они предупреждение, ультиматум, но не нашлось еще на Земле человека, который бы их расшифровал, прочитал тексты.

А месяц-то все манил-заманивал. Аркадий Семенович и пошел на его зов — похрустывали под ногами подернувшиеся к ночи ледяной корочкой тротуары, колокольцем вызванивал замороженный воздух, и с жалобным тихим стоном срывалась с крыш капель. Шел задумавшись, изредка вскидывал голову, выискивая в небе попутчика своего, месяца, а тот затеял шутливую игру — то за один дом спрячется, то обнаружится совсем с другой стороны верхом на трубе: «Ау! — словно бы кричал оттуда. — А я вот где!» Усмехался Аркадий Семенович, любуясь его детскими забавами.

Тихи были и пустынны в этот час улицы. Сгинули пешеходы, сгинули машины и трамваи, и фонари в этой части города почему-то редко горели — тянулись глухие каменные ограды и низкорослые одноэтажные дома с темными зарешеченными окнами — словно в покинутый людьми неведомый город попал Аркадий Семенович. Шагал он, с любопытством и опаской оглядываясь на эти залитые призрачным небесным светом дома, и эхо его шагов разлеталось, билось в тесном пространстве, усиливая ощущение покинутости, пустынности.

Жутковато ему стало от такого безлюдья, от навеваемого с Финского залива мрака, и сама собой явилась мысль повернуть, бежать обратно. Вот, решил, до того угла дойду и поверну. Тянулся у него по левую руку кирпичный забор, и на углу забор этот без всякого перехода превращался в стену одноэтажного здания с тремя узкими окнами — старое, потемневшее, с выпавшими во многих местах кирпичами, с черепичной замшелой крышей, до края которой можно было свободно дотянуться высокому человеку. И здесь на окнах были поржавевшие решетки со слабыми потугами на фигурность, художественность. Ну ладно, подумал Аркадий Семенович, вот загляну за угол и... В ту же секунду он заглянул за угол и остановился, пораженный: за углом продолжалось это неказистое здание и так же выходили на улицу три окна, но лился из окон на покоробленные плиты тротуара электрический свет — кончалось же здание деревянными воротами, выкрашенными зеленой краской, и у этих закрытых наглухо ворот стояла тесно сбитая толпа людей, молчаливая, неподвижная. Далее за воротами опять тянулся кирпичный забор, и вдоль него из толпы как бы вытягивался хвост — стояла длинная очередь, конец которой терялся где-то во мраке. И таким нереальным казалось это людское скопище среди пустынных глухих улиц, что не поверилось Аркадию Семеновичу — в недоумении приблизился он к толпе и даже слегка коснулся ее рукой, коснулся плеча пожилого человека в потертом пальто с поднятым воротником. Да нет, была толпа реальной, и реальная тянулась вдоль забора очередь. Тут обратил он внимание, что на противоположной стороне улицы притулился к тротуару милицейский «газик» и у ворот среди толпы выделялись две фуражки с кокардами и погоны. Реальней уж ничего невозможно было придумать. Однако поражала молчаливая сосредоточенность людей, их отрешенность — стоящие в толпе жадными взглядами устремились в створ ворот, как будто в ожидании чрезвычайно важного события. Посмотрел туда и Аркадий Семенович, но ничего, кроме унылой зелени, не увидел. Пожал он плечами и спросил громким бодреньким голосом:

— Что дают, граждане? За чем стоим?

Никто ему не ответил, не оглянулся, не улыбнулся — все продолжали неотрывно смотреть на ворота, словно на них молились. «Что за черт! — удрученно подумал Аркадий Семенович. — Куда это я попал!» Он обошел толпу и приблизился к вытекавшей из нее очереди — очередь у основания своего, в соединении с толпой, тоже была плотной, сбитой, но чем дальше от нее, тем больше она утончалась, разрежалась, виднелись между людьми просветы, да и люди не стояли застывшими истуканами — кое-кто сидел на корточках, опершись спиной о кирпичный забор, другие опирались на него плечами, видно, стояли они здесь давно, и тела их устали до изнеможения и выискивали более приспособленную для ожидания позу. Многие дремали, уткнув лица в воротники, свесив на грудь головы, другие просто смотрели в землю бездумным взглядом. Прошел Аркадий Семенович вдоль очереди, до самого ее конца дошел и