Читать книгу - "Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь - Жан Флори"

разрыв перемирия между двумя королями31[735]. Матвей Парижский квалифицирует этот налог, завуалированный под милостыню, как «акт настоящей алчности»32[736]. Вероятно, отчасти из-за этого нового налога, наложенного на духовенство, как и на народ, и из-за «насильных займов» у Церкви Ричард имеет очень плохую репутацию среди духовенства. Мы видели, что Ричард, как, впрочем, и Генрих Молодой и большая часть светских князей, не колебался перед тем, как запустить руку в сокровища церквей и монастырей, когда испытывал нужду в деньгах для оплаты своей армии наемников, обещая иногда (но, не всегда выполняя обещание) впоследствии вернуть эти сокровища33[737].

Обличая все эти методы, приравненные к тяжелым бесчинствам по отношению к Церкви, хронисты не забывают восхвалять Ричарда как защитника веры и христианства на Святой земле, использовавшего на этот раз свой меч в соответствии с функциями его статуса. Все упоминают, что Ричард был первым правителем, который захотел стать крестоносцем, «с большой набожностью», как только было объявлено о захвате Саладином Иерусалима, «чтобы отправиться отомстить за оскорбление, нанесенное Христу», как подчеркивает Геральд Камбрийский, и что он взял крест, не спрашивая мнения его отца34[738]. Понятие «месть» составляло часть причин, которые с первого крестового похода толкали рыцарей на то, чтобы двинуться на Восток и отвоевать у неверных Святую землю, считавшуюся законным наследством их Иисуса Христа. Урбан II не побоялся призвать к этой чисто феодальной ценности, составлявшей часть рыцарской этики. Считалось, что «файда» (месть, осуществляемая вассалами оскорбленного сеньора окружению того, кто нанес это оскорбление) — это акт мужества, и она составляла, так сказать, часть феодальных обязанностей. Ричард и сам намекал на это в письме к аббату Клерво, в котором он рассказывает о своем крестовом походе и своем решении присоединиться ко всем тем, кто начертал на лбу и на плечах знак спасения, чтобы «отомстить за оскорбления, нанесенные святому Кресту» и «защитить места смерти Христа, освященные его святой кровью, которые враги Креста и Христа оскверняли самым постыдным образом»35[739].

Однако это раннее решение было, как нам известно, отсрочено по многим причинам: Ричард, взбунтовавшись против своего отца, должен был сначала получить отпущение грехов у духовенства36[740]. Его постоянные конфликты с Филиппом Августом, как до, так и после смерти его отца, заставляли Ричарда еще на дольше отложить свое отправление, до такой степени, что даже трубадур Гаусельм Файдит его порицал. Напоминая ему о великой чести быть первым крестоносцем, он подчеркивает, что, только отправляясь по морю, он ее действительно заслужит, и сожалеет о его промедлениях. Он также упрекает Ричарда в том, что он не сдержал слово и не прислал ему обещанную материальную помощь, что ему позволило бы тоже отправиться на Святую землю37[741]. Здесь также речь идет о финансовых причинах: Ричарду нужно было до отъезда собрать значительную сумму, и мы знаем о трудностях, которые ему пришлось пережить, чтобы добиться этого.

«Те, кто сражается»

Интерес Ричарда к крестовому походу был очевидным, и он искренне желал участвовать в нем и сражаться за дело Божье. Как и многие рыцари его времени и предыдущей эпохи, он был одновременно буйным и жестоким, виновным в больших ошибках, но также кающимся, озабоченным спасением своей души и в этом чувствительным к «индульгенциям», обещанным за крестовый поход. Они гарантировали, по меньшей мере, тем, кто отбывал, прощение исповеданных грехов. Урбан II утвердил это еще на Клермонском соборе во время Первого крестового похода в 1095 году,, и Урбан III повторил то же обещание в тех же выражениях во время Второго похода в 1146 году:

«Мы даруем им, властью Всемогущего Бога и Святого Петра, князя апостолов, которая была нам дана Богом, отпущение и прощение грехов, такие, какие были установлены нашим предшественником: тот, кто благочестиво совершит святое паломничество и кто осуществит его или умрет при осуществлении, получит полное прощение грехов, если он покаялся в них с чистым и смиренным сердцем. И он получит от Того, кто раздает вознаграждения, плод вечной благодарности»38[742].

Бернард Клервоский, проповедуя Второй крестовый поход, пошел еще Дальше, утверждая, что в противоположность мирским рыцарям, сражающимся со своими братьями с угрозой для души, рыцари Христа не подвергаются такому риску, убивая неверных:

«Рыцари Христа, наоборот, находятся в полной безопасности, сражаясь за своего Господа, они могут не бояться совершить грех, убивая своих противников, погибнуть, если сами себя убьют. Какая бы смерть ни была, как бы она ни наступила, она будет во имя Христа: в ней нет ничего преступного, она очень славная. В одном случае, это чтобы послужить Христу; в другом, она позволяет досадгнуть са' мого Христа: он позволяет, что, мстя за него, нужно убить врага, и чтобы утешить рыцаря он отдается ему охотнее. Так, скажу я, рыцарь Христа идет иа смерть, ни в чем не сомневаясь; но он умирает с еще большей безопасностью: он сам получает выгоду от своей смерти, а Христос от смерти, которую он дает»39[743].

Бернард писал эти строки, думая о тамплиерах, постоянных рыцарях Христа, но его слова применительны ко всем крестоносцам. Ричард, вероятнее всего, также испытал воздействие этих концепций крестового похода, делающими из рыцаря, сражающегося за возвращение Святой земли, воителя Божьего, сражающегося ради своего спасения с мечом в руке, как и следует для его ранга.

Тем не менее, в мыслях Урбана II, Рауля Канского и даже Бернарда Клервоского крестовый поход является результатом метаморфозы, своего рода отрицанием обычного рыцарства. Он требует от каждого рыцаря соблюдения новых моральных обязанностей. Через некоторое время после Первого крестового похода епископ-поэт Марбод Реннский, был одним из тех редких людей, кто напомнил, что каждый рыцарь должен сражаться с неверными, чтобы быть достойным этого звания40[744]. Не все пошли за ним по этому пути.

Несмотря на искренние обязательства Ричарда в крестовом походе, его действия на Святой земле не получили единодушного одобрения со стороны духовенства. Критики восстали против роли Ричарда за границей. Его упрекали, в частности, в том, что он старался ради своей славы, что больше внимания уделял операциям по укреплению личного