Читать книгу - "Письма из Египта - Люси Дафф Гордон"

говорят, благоволит мне. Там было много мяса, мелохеи и хлеба, а также зикр разных видов и Гама эль Фокара (собрание бедняков). Гама — это настоящее слово, обозначающее мечеть, то есть собрание, которое состоит из большого круга людей, сидящих на земле, и двух поэтов, стоящих лицом друг к другу и импровизирующих религиозные стихи. В этот раз правило игры заключалось в том, чтобы заканчивать каждую строфу словом, начинающимся на wahed (один) или el Had (первый). Итак, один из них пел: «Пусть человек следит за тем, как он ходит» и т. д., и т. п., и «молит Бога, чтобы тот не дал ему упасть», что звучит как «Хад». И так они продолжали, каждый по очереди напевая куплет. Один жестикулировал почти так же, как итальянец, и прекрасно произносил слова; другой был тихим, но у него был приятный голос, и в целом это было очень красиво. В конце каждого куплета люди издавали что-то вроде хора, который, к сожалению, напоминал блеяние ослов. Зикр мужчин из Эдфу был очень любопытным. Наши люди делали это тихо, а луноликая пела очень сладко — «песня луноликой — это сахар в шербете для Зикира», — сказал мужчина, который подошёл к нам, когда всё закончилось, обливаясь потом и сияя улыбкой. Когда-нибудь я напишу вам всю «основную идею» зикра, который, по сути, является попыткой представить «общение святых», мёртвых или живых. Пока я пишу, прибывает «Аруут эр-Ральли», и моя команда сворачивает его большой парус по «бристольской моде». Мои люди снова собрались вместе, кто-то из Нубии, кто-то из Дельты, и я отправлюсь вниз со своей старой командой.

Омар и Ахмет умоляли меня вообще не брать другую горничную; они говорят, что теперь живут как паши, и им нужно угождать только госпоже; что им будет приятно «лизать мои ботинки», в то время как сапоги камердинера были невыносимы. Отношение арабских слуг к европейским коллегам немного похоже на отношение «ниггеров» к «подлым белым» — смесь ненависти, страха и презрения. Эти двое так хорошо позаботились о том, чтобы мне было удобно, что у меня нет никаких причин настаивать на том, чтобы обременять себя «морским стариком» в лице служанки, да и разница в цене огромна. Одного блюда из моего ужина вполне достаточно, чтобы приправить их хлеб и бобы, в то время как приготовление еды для служанки, а также её пиво и вино обходятся очень дорого. Омар очень аккуратно гладит мою одежду, а маленькая Ахмет убирает дом как можно лучше. Должен признаться, что отсутствие «цивилизованного элемента» радует меня не меньше, чем моих слуг.

Я описал вам Страстную пятницу коптов? Представьте себе 450 реках в церкви! Я повидал много странного, но ничего такого странного, как прыжки коптов, я не видел.

На днях я ходил в старую церковь в шести или восьми милях оттуда, где похоронили бедного старого епископа, который умер неделю назад. Там похоронен Абу Хом, христианский шахид (мученик). Он явился отцу Мустафы, когда тот заблудился в пустыне, и благополучно доставил его домой. В тот раз он был хорошо одет и облачён во всё белое, с литамом на лице. Никто не осмеливается ничего украсть рядом с его могилой, даже колосья. Он давно явился одному из потомков Абу-ль-Хаджаджа, и по сей день каждый коптов, вступающий в брак в Луксоре, дарит семье этого мусульманина пару кур в память об Абу Хоме.

Я покину Луксор через пять или шесть дней — и сейчас пишу, чтобы прекратить отправку писем в Каир.

Я не знаю, что делать с моими больными; они приезжают за сорок миль, и иногда по двадцать-тридцать человек ночуют под открытым небом. Вчера вечером я ужинал с Маоном — «повезло» — и был очень доволен. Милая старушка была так расстроена тем, что не смогла приготовить для меня более вкусный ужин, что сегодня утром прислала мне великолепный поднос с баклавами, чтобы загладить свою вину.

22 июня 1866 года: Морис Дафф Гордон

Посвящается Морису Даффу Гордону.

Каир,

22 июня 1866 года.

Морис, дорогой мой,

Я посылаю тебе римскую монету, которую один человек дал мне в качестве платы за медицинские услуги. Надеюсь, она подойдёт тебе для цепочки для часов. Я попросил нашего коптского ювелира просверлить в ней отверстие. Почему ты не пишешь мне, негодник? Сейчас я живу в своей лодке и часто мечтаю о том, чтобы ты был здесь и катался со мной на ослике. Сейчас я не могу написать тебе нормальное письмо, потому что Омар ждёт, чтобы отнести его мистеру Пэлгрейву вместе с рисунками для твоего отца. Омар шлёт вам с Рейни наилучшие пожелания и очень расстроен, что вы не приедете зимой в Луксор. На Ниле был ураган, и лодка позади нас затонула. Мы потеряли только якорь, и нам пришлось ждать, пока его выловят рыбаки из соседней деревни. В некоторых местах вода была такой мелкой, что мужчинам пришлось толкать лодку изо всех сил, и все они упали в реку. Мы с капитаном кричали: «Исламский ислам», что означало: «Отчаливайте, ребята». Здесь вот-вот начнутся великолепные празднества, потому что паша получил разрешение сделать своего младшего сына своим преемником, и людям приказано радоваться, что они и делают, хотя и ворчат — это будет стоить огромных денег.

10 июля 1866 года: миссис Остин

Миссис Остин.

Недалеко от Булака, Каир,

10 июля 1866 года.

Дорогая Муттер,

Мне уже намного лучше. Простуда прошла без тяжёлых симптомов, я лишь чувствовал слабость и нервничал. Мне очень удобно здесь, на якоре у Булака, с моим Рейсом и одним моряком, который чистит и стирает мою одежду, которую Омар гладит, как в Луксоре, потому что здесь прачки берут по пять франков за дюжину мелких вещей и больше за платья. Плохой мальчик, куривший гашиш, вскружил голову Ахмету, который убежал на два дня и потратил доллар на разгульную жизнь; он вернулся раскаявшимся и получил не откормленного телёнка, а сухой хлеб и конфискацию новой одежды.

Жара, когда я покидал Луксор, была невыносимой. Я задержался на три дня из-за смерти бедной маленькой жены шейха Юсуфа и ребёнка (при родах), поэтому мне пришлось остаться и присутствовать на поминальном ужине и хатме (чтении Корана на третью ночь), иначе это выглядело бы невежливо. Кади подарил мне очень любопытную молитвенную книгу «Путеводитель верующего», написанную на дарфурском языке! Она написана красивыми буквами, с очень необычными украшениями и в великолепном переплёте.