Читать книгу - "Корфу - Владимир Виленович Шигин"

Кроме 250 офицеров, отпущенных затем под честное слово во Францию, было пленено еще до 2700 нижних чинов и взято 8 орудий. Этим завершился переход союзников чрез Адду.

– Так и другие реки в свете все переходимы! – шутил Суворов, трясясь в седле на своей донской кобылки. – А речка Адда – это наш Рубикон на дороге в Париж!

Известие о победе при Адде было воспринято и в Петербурге, и в Вене с восторгом. Император Франц благодарил Суворова рескриптом, а император Павел сразу двумя! Все представленные Суворовым к наградам их получили, солдатам же, как обычно, выдали по рублю. Самому фельдмаршалу Павел пожаловал бриллиантовый перстень со своим портретом.

– Теперь око государево будет всегда со мной! – шутил фельдмаршал, вертя в руках увесистый перстень.

«Дай бог вам здоровья, – писал ему император, – о многолетии вашем опять вчера молились в церкви, причем были и все иностранные министры. Сына вашего взял я к себе в генерал-адъютанты со старшинством и с оставлением при вас; мне показалось, что сыну вашему и ученику неприлично быть в придворной службе».

Переведя дух, союзная армия двинулась на Милан – сильнейшую крепость в Северной Италии и столицу учрежденной директорией Цизальпийской республики.

* * *

Французы быстро отступали на Павию и чрез Милан дальше на юг. Однако известие об их разгроме опережало уставших солдат. Когда страшная новость достигла Милана, там началась паника. Члены местной директории, французы и их приверженцы скопом бежали в Турин. Бегущая толпа запрудила повозками всю дорогу, и отступающие батальоны с трудом пробивались сквозь этот кричащий и галдящий табор.

В Миланской цитадели Моро оставил две с лишним тысячи солдат. Несколько сотен раненых солдат было оставлено в городе. Едва успели закрыть городские ворота, как у них уже появились казаки. Донцы быстро разбили ворота и с гиканьем ворвались на улицы притихшего Милана, хватая пленных. Из цитадели для острастки по ним сделали несколько выстрелов. Между тем появление суровых бородачей с длинными пиками на мохнатых лошадях произвело на горожан должное впечатление. Немедленно повсюду начали сбрасывать французские знамена и ломать деревья свободы. Одновременно сводили и счеты с не успевшими сбежать республиканцами. Те с воплями бросились к казакам, и последним пришлось защищать несчастных от расправы. Через несколько часов после казаков в город вступила и пехота, которая была встречена восторженно.

Из хроники войны: «Рано утром 18 числа, в Светлое Христово Воскресение, громадные толпы повалили за город, с духовенством во главе, которому предшествовали кресты и хоругви. Австрийские войска уже двигались к городу; встреча произошла на дороге. Суворов слез с коня, подошел к архиепископу, принял благословение, приложился к распятию, поцеловал руку архипастыря и сказал несколько слов, приличных случаю. Продолжая путь в сопровождении войск и возвращавшегося вместе с ними народа, Суворов был встречен у городских ворот Меласом, причем произошел комический случай: видя, что фельдмаршал хочет его обнять, Мелас потянулся к нему с лошади, но потерял равновесие и свалился наземь. Вступление в город было еще торжественнее загородной встречи. День стоял ясный, теплый и притом праздничный; улицы, окна, балконы, даже крыши были полны зрителей; гудел гул от приветственных кликов и громогласных изъявлений восторга. В этих заявлениях радости было много искренности: дворянство, духовенство видели в Суворове восстановление прежних своих прав и привилегий; сословие торговое и промышленное чаяло освобождения от насильственных займов и непомерных налогов; прочие либо приветствовали восстановление порядка, отвечавшего их понятиям и интересам, либо, следуя прирожденной впечатлительности, увлекались обстановкой и примером, заразительным для подвижного темперамента. Суворову оказан был в Милане совершенно такой же блестящий, шумный прием, как три года назад Бонапарту, и конечно, значительная доля восторженно встречавших и приветствовавших состояла в обоих случаях из одних и тех же людей. Тогда возбудительно действовали увлечение утопией, фанатизм свободы, равенства и братства; теперь – религиозный фанатизм и разочарование, как последствие не сбывшихся чрезмерных надежд и ожиданий».

Итальянцы с любопытством впервые знакомились с русскими. Особенно впечатлило их благочестие и набожность наших солдат, крестившихся у каждой церкви, совершенно непонятные троекратные поцелуи между собой и со встречными итальянцами. Последнее особенно нравилось веселым миланкам.

Не желая быть в центре внимания, фельдмаршал велел впереди торжественной кавалькады ехать мордастому статскому советнику Фуксу в шитом золотом дипломатическом мундире. Сам же незаметно пристроился в хвосте процессии. Фукс, изображая Суворова, важно раскланивался во все стороны.

– Какой важный этот Суворов! – говорили одни.

– Ах, какой солидный, рожа одна чего стоит, вон какие брыли свисают, настоящий генерал! – вторили им другие.

Торжественная встреча Суворова в Милане в апреле 1799 года.

– Хорошо раскланивается, помилуй бог, как хорошо! – смеялся фельдмаршал, глядя издали на устроенную им мистификацию.

Квартиру русскому фельдмаршалу отвели в доме, где перед тем ночевал Моро, да и кровать определили ту же.

– Теперь, поспав здесь, я буду знать все мысли бедного Моро! – шутил фельдмаршал.

Вечером хозяйка дома устроила прием для местных аристократов. Публика была та же, что и при французах. Пришел на прием и Суворов. Фельдмаршал был в меру учтив и остроумен.

На следующий день назначен был торжественный молебен. Войска выстроились шпалерами. Суворов приехал в собор при всех знаках отличия. Пройдя в собор, фельдмаршал преклонил колена и отказался занять приготовленное ему почетное место на возвышении. Когда после богослужения Суворов вышел из собора, народ начал бросать ему под ноги венки и лавровые ветви, люди становились на колени, матери протягивали детей для благословления. Старый воин был растроган таким вниманием и даже прослезился.

Затем был парадный обед для почетных жителей и генералов. Там же ему был представлен и плененный Серюрье. Суворов был с ним ласков и даже похристосовался. Прощаясь с генералом, он сказал:

– Надеюсь увидеться с вами в Париже!

Тем временем австрийцы брали Милан под свою длань. Цизальпийская республика была отменена, и учреждено венское правление. Генерал Мелас первым делом распустил народную гвардию и ввел в обращение австрийские деньги.

Пока австрийские генералы прибирали к рукам местную власть, Суворов же обдумывал дальнейшие действия. Суть его нового плана состояла в следующем. Не ожидая взятия крепостей в тылу и оставив вокруг них минимум войск, продолжать наступление, чтобы не допустить соединения Моро с армией Макдональда. Причем вначале двинуться к реке По на Макдональда, а разбив его, заняться и Моро.

Покидая Милан, Суворов надеялся встретить на марше своего нового противника – генерала Макдональда, который шел из южной Италии и, по слухам, был уже весьма близко. Главные силы фельдмаршал двинул к городам Пиаченце и Парпанезе