Читать книгу - "Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе - Антон Владимирович Долин"

Название фильма копирует название повести Тацуо Хори, в свою очередь, взятое из Поля Валери, из его знаменитого «Кладбища у моря»: «Крепчает ветер!.. Значит – жить сначала!» В фильме Миядзаки Дзиро читает книгу французской поэзии, сидя на подножке поезда, неторопливо едущего через сонную довоенную Японию. Он готов подхватить на лету сорванную ветром шляпу симпатичной соседки, а та – брошенную им поэтическую строчку: это первая встреча с Наоко. Безупречно зарифмованная режиссура частной жизни спотыкается о сценарий Большой Истории. Легкий ветерок оборачивается ураганом: поезд настигает Великое землетрясение Канто, случившееся 1 сентября 1923 года. Точная датировка возникает в анимации Миядзаки впервые, моментально перемещая его верного зрителя в новую систему координат.

Катастрофический размах этого эпизода не имеет прецедентов ни в творчестве режиссера, ни в анимации как таковой, хоть и вызывает в памяти еще один шедевр студии Ghibli – «Могилу светлячков» Исао Такахаты, в которой другие мальчик и девочка, столь же невинные и беспомощные, становились жертвами страшной войны. Когда Миядзаки только начинал писать сценарий и закончил наброски к этой сцене, на следующий день после ее обсуждения с продюсером случилось сопоставимое по разрушительной мощи землетрясение, приведшее к аварии на АЭС «Фукусима». Нужно ли другое подтверждение тому, как реальность форматирует фантазию? Тень национальной трагедии с того дня легла на судьбы и радужные планы влюбленных героев Миядзаки, предопределив дальнейшую судьбу проекта, на тот момент находившегося в зачаточной стадии.

Однако, как бы ни крепчал ветер, необходимо жить дальше – и весь мультфильм подчинен банальной логике повседневности, с которой романтик Дзиро сражается на свой лад. Он корпит в своем скучном офисе над чертежами самолета-мечты, быстрого и свободного, как сама природа (чудак конструктор видит прообраз своего будущего творения то в изгибе кости съеденной за обедом скумбрии, то в размахе птичьих крыльев, то в форме игрушечного самолетика). Отправившись в предвоенную Германию для обмена опытом, радуется, как ребенок, встрече с великим Хуго Юнкерсом и возмущается тем, что его не пускают рассмотреть новейшие образцы военной авиатехники, но не тем, что на его глазах прямо на улице хватают и арестовывают людей. Мысли Дзиро, идущего мимо по заснеженной улице чужого города, заняты другим: услышав из чьего-то окна звуки шубертовского «Зимнего пути», он предается сладкой меланхолии, сравнивая себя с лирическим героем поэзии Вильгельма Мюллера.

Отчего я избегаю

Тех дорог, где все идут?

Отчего ищу тропинки,

Что по кручам скал ведут?

Ничего ведь я не сделал,

Чтоб людей мне избегать.

Что за глупое желанье

По пустыням все шагать?[34]

Реальная предвоенная Европа проваливается в романтическое прошлое – лет на сто назад, в доиндустриальный парадиз. Это тот мифический континент, который он видит в своих снах. Полномочным представителем Старого Света оказывается итальянский конструктор Джанни Капрони (Миядзаки традиционно привержен Италии, месту действия многих своих фантазий). Нестареющий ментор – жизнерадостный усач, одержимый мечтой о гражданской авиации, – первым объясняет Дзиро, что в снах возможно все. Ветер крепчает, но тем больше поводов поймать его порыв и вознестись с воздушной волной поближе к солнцу.

Название отсылает еще и к известному высказыванию Рёкана, поэта и важнейшего философа японского дзэн-буддизма: «Даже когда на Земле безветренно, великие ветра дуют высоко в небесах и влияют на нас». Понятие «великий ветер» можно отнести к Времени, с которым у Миядзаки специфические отношения. Его первая самостоятельная работа называлась «Конан, мальчик из будущего»: апокалиптический мир, разрушенный Третьей мировой войной, получал новый шанс в лице подростка-супермена, родившегося уже после апокалипсиса и именно поэтому обладающего недюжинным оптимизмом и нечеловеческой силой. Такой же вестницей светлого Послезавтра во вселенной кошмарного Завтра была Навсикая. В ту же мифическую эпоху далекого будущего стремились Сээта и Падзу из «Небесного замка Лапута». Вечные дети, верные оттиски негласного канона анимэ, своим пубертатным идеализмом разворачивали тяжелый ход времени, замыкая ужасное будущее на идиллическом прошлом, запуская цикл цивилизации с нуля. Своего поэтического апогея образ обращенного времени достигал в «Ходячем замке», героиня которого Софи, превращенная злой колдуньей в старуху, по ходу действия не взрослела и старилась, а, наоборот, молодела.

«Ветер крепчает» – единственный фильм Миядзаки, в котором время неуправляемо и неподвластно героям. Оно, как буря или землетрясение, сносит на своем пути все препятствия. Противостоять ему невозможно: только спрятаться в галлюцинации, чертежи или книги. Западник, полиглот и модернист до мозга костей, Хорикоси отказывается жить в настоящем – и поначалу кажется, что ему удается от него ускользнуть. Именно в этом ощущается родство героя с автором. Давний друг и поклонник Миядзаки Джон Лассетер писал о его удивительном даре – способности останавливать время, отказываясь от западной логики беспрерывного развития сюжета. В последнем мультфильме мастера эта способность ярче всего явлена в развернутом эпизоде о пансионате, куда Дзиро уезжает, чтобы отрешиться от унылой повседневности конструкторского бюро, в творческий отпуск. Именно там после двухгодичной паузы он вновь встречает свою суженую Наоко.

В этих сценах, представляющих идейный и лирический центр картины, цитируются два ключевых произведения европейского «межвоенного» модернизма, каждое из которых в той или иной степени посвящено заморозке времени. Это «Волшебная гора» Томаса Манна, на которую в своих произведениях не раз ссылался Тацуо Хори, сам чахоточный больной, и «Под сенью девушек в цвету» Марселя Пруста. Как в «Волшебной горе», наивный герой застревает в туберкулезном санатории, расположенном в горной местности, где встречает людей из другого мира, берущихся за его «воспитание чувств». Самого выразительного из них, занесенного в Японию ветром переменчивых времен немца, Миядзаки назвал Каструпом, а озвучил эту роль давний соратник режиссера экс-глава международного отдела Ghibli Стив Алперт. Наоко же предстает как наследница прустовской Альбертины: та знакомилась с Рассказчиком в ателье импрессиониста Эльстира, эта – сама художница-импрессионистка; цвет ее картин отзывается в неправдоподобно насыщенной палитре всего фильма.

Ганс Каструп, выписавшись из санатория, уйдет на фронт и сгинет там без следа, Альбертину унесет вихрь других событий, но и она выветрится из жизни когда-то влюбленного в нее Марселя навсегда. Бумажный самолетик, превращенный влюбленным Дзиро в голубя-посланника, тоже упадет на землю. Недолгий штиль сменяется новым порывом времени, несущим Наоко к смерти от туберкулеза, а окружающий мир – к неизбежной войне. Лишь Хорикоси продолжает упрямо верить, что любой ветер может оказаться попутным.

Когда в начале фильма герой всматривается в звезды на ночном небе (он искренне верит, что это упражнение поможет ему улучшить зрение), его мечтательность и