Читать книгу - "Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том I - Виктор Холенко"

что я ни разу не спустился вниз, чтобы перекусить хотя бы. А ехали там пожилая женщина к сыну в гости во Владивосток, моряк-пограничник после отпуска возвращался на Чукотку и ещё какие-то попутчики. По настойчивой просьбе пожилой женщины и пограничника и при доброжелательном молчании остальных я вынужден был спуститься к ним за общий стол. Так и ехал три последних дня под опекой попутчиков. Зато как я их всех развеселил однажды: казалось, что от их дружного обвального смеха ещё больше стал раскачиваться вагон, бегущий по стальным рельсам. А всего-то делов было: на одной из остановок, кажется уже в Амурской области, попросила меня эта женщина, моя благодетельница, сбегать и купить коробку помадки. И денег дала. Ну, я и рад стараться, чтобы уважить добрую женщину, резво выскочил на перрон и ринулся на поиски этой самой коробки с помадкой. Но не знал я ещё в ту пору, что это специальный сорт конфет, и в самом конце перрона нашёл какой-то ларёк и увидел на витринке за стеклом маленькую коробку с помадой с подходящей ценой. Удивлённая продавщица дала мне нераспечатанную коробку, и я довольный, с чувством исполненного долга, побежал к своему вагону.

Вытирая выступившие от смеха слёзы, добрая женщина только и сказала:

– Ну, спасибо, сынок! Никто мне такого подарка ещё не делал! Теперь мне этой помады до конца дней хватит!

Я же, сконфуженный в конец, под новый взрыв смеха после её слов мигом ретировался на свою верхнюю полку…

Расстался я со своими весёлыми попутчиками на станции Манзовка (сейчас – Сибирцево), чтобы пересесть на местный поезд до Варфоломеевки. Поезд пришлось ждать долго. Нащупал в карманах остатки мелочи, и хватило её на стакан подсолнечных семечек, чем и подкрепился.

А копчёного омуля я всё-таки довёз до родителей, чему они, по-моему, были искренне рады…

Вот так закончилось моё первое самостоятельное путешествие за мечтой. И только через много-много лет, когда я наконец-то ухватил свою настоящую удачу за хвост, я с удивлением узнал, что очень уважаемый приморцами многолетний первый секретарь краевого комитета КПСС Виктор Павлович Ломакин, который трижды утверждал меня на заседании краевого бюро в номенклатурных должностях – редактора районной газеты «Сельский труженик» Яковлевского района и затем редактора газеты Хасанского района «Приморец», а ещё позже и собственного корреспондента краевой партийной газеты «Красное знамя» (первый номер её вышел, кстати, ещё 1 мая 1917 года!), закончил именно этот самый институт, в котором я потерпел фиаско. Но это уже так – информация по ходу…

3

Вчера (20.07.2015) по радио «Вести FM», а потом и по ТВ прошла информация о том, что группа наиболее развитых стран начинает 10-летний эксперимент с использованием современных технологий по поискам в Космосе внеземных цивилизаций. Причём с серьёзной уверенностью в получении положительного результата. А мы, наивные мечтатели середины XX века, тоже вознамерились этим же заняться прямо-таки на собственном дилетантском уровне. О, юность, как же ты бываешь самоуверенной и… отважной!..

Да, удар по моему самолюбию был потрясающим. И всё же я принял его достойно: спустился, так сказать, на землю и сразу же стал думать о поступлении в какой-либо другой вуз, но, конечно, попроще и уже на нашей дальневосточной земле. И только в следующем году. Однако по приезду домой я получил ещё один серьёзный удар, но уже по своим социально-политическим устоям. В сентябре пришло письмо от Володи Стукалова, с которым мы вместе поступали в авиационный институт и также вместе провалились на приёмных экзаменах. В своём коротком письме он с радостью сообщал, что в Куйбышев к нему приехал его папа-полковник и всё-таки сумел устроить своего сына-неудачника в тот самый институт. Эта весточка потрясла меня больше, чем собственный провал при поступлении в институт, чем смерть Сталина 5 марта 1953 года и неожиданный арест в начале июля этого же года его друга и соратника Берии, вдруг оказавшегося врагом народа. Наверное, именно с этого момента я впервые с искренним удивлением начал понимать, что в нашем родном королевстве не всё так славно, как нам говорят учителя и пишут в газетах.

Незаметно для самого себя я несколько ожесточился, стал резок в суждениях на внутриполитические темы и в отношении к людям. Володе же я, конечно, не написал ответного письма, и с той поры вообще ничего не знаю о его судьбе. Мне прислал письмо Коля Шульгин из Ленинграда, он всё-таки поступил там в мореходку. Написал мне из Киева и Слава Логайко, ставший студентом университета. Ребята утешали меня, само собой. А Женя Коробов, поступивший в ДВПИ на строительный факультет, писал из Владивостока, что на его факультете не было вообще конкурса, а на горном факультете на каждые семь мест было всего восемь претендентов. Но и этим ребятам я тоже не ответил на их письма: на судьбу жаловаться было унизительно, а больше вроде бы и писать было не о чем. Только своему школьному другу Грише Овечкину, приславшему письмо из Магадана, я незамедлительно ответил, потому что он был таким же пролетарием, как и я сам. Только более приземлённым в мечтаниях и гораздо практичнее меня самого, что ли. Но и с ним переписка вскоре оборвалась: у каждого из нас появились уже новые друзья и совсем уже из новой жизни.

Этот первый послешкольный год прошёл уж очень как-то сумбурно, в новых мечтаниях-шатаниях. На работу никуда не поступил – с этим делом в наших таёжных местах было довольно сложно. Просто помогал родителям в хозяйственных и строительных делах, по-прежнему были востребованы для продажи заготавливаемая вместе с родителями дранка и дрова. Осенью и зимой часто уходил в лес со своей одностволкой 16-го калибра. И не столько за какой-либо добычей, хотя практически всегда возвращался домой не с пустыми руками: рябчики, белки, зайцы встречались достаточно часто. Но в лесной уединённой тиши просто хорошо думалось, и никто не мешал вести бесконечный диспут с самим собой о жизни, о бытии вообще и, конечно же, о собственном месте во всех этих вселенско-философских материях земного существования. И по-прежнему много читал, добывая книги разными путями у знакомых ребят, постоянно выписывал «Роман-газету», толстые литературные журналы «Знамя» и «Дальний Восток». По вечерам часто ходил в кино в поселковые клубы Хрустального и Лудьё и смотрел там всё подряд, что только показывали.

А честно признаться, и в голове был полный сумбур. То я собирался в новом году поступать в ДВПИ на горный факультет, то в Дальрыбвтуз, то в