Читать книгу - "Его строптивый Огонек - Екатерина Юрьевна Васина"

— Маленькая внезапная девочка, — спрашивает, не сводя с меня уже смеющегося взгляда, — ты чего пришла то?

Я осторожно выглядываю из-за кровати. Милана стоит на пороге и как-то растерянно оглядывается. Почему она не с родителями?!

— Можно я с вами посплю? — шмыгает носом, точно готова разреветься.

Мое недоумение застревает где-то в точке возвышенности Эвереста.

— А вот сейчас не понял! — похоже, Тим также озадачен. — В смысле, мы то не против. — он садится, чтобы Милана его увидела. — А почему не хочешь с родителями?

Глаза у девочки вдруг заполняются слезами. И она начинает всхлипывать. Причем не громко, а так…безнадежно. Божечки-кошечки, да что ж такое то?! Чудом не запутавшись в простыне, бросаюсь к Милане. И крепко обнимаю, чувствуя как ее просто трясет. И…сама а ответ всхлипываю. Ну не должен ребенок рыдать так тихо и безнадежно. Пусть лучше уж ногами топает и орет.

Несколько секунд и мы уже рыдаем вместе.

Тим только бьет себя ладонью по лбу.

— Твою мать. — сообщает как-то безнадежно. — Может, вы поревете в постели? Милана, что произошло?

Впрочем, отвечать ему никто не собирается. Мы упоенно рыдаем, благо, негромко. Но зато обильно.

— Охренеть! — Тим ухитряется нас обоих сгрести в охапку и перенести на кровать, грозно рыкает. — Сидеть. Не реветь. Сейчас…чай принесу.

И уходит, ворча что-то под нос. А у меня уже сопли и слезы ручьем, как и у Миланы.

Но вечно рыдать не выходит. К тому моменту как Тим возвращается я ухитряюсь взять себя в руки, да и Милану успокаиваю. К явному облегчению Тима. Я уже поняла, что слезы близких ему женщин повергают его в тихую панику.

— Тебе — молоко с медом. — стакан переходит к Милане. — Тебе — чай с лимоном. Молча пьете, а потом отвечаем.

И попробуй его ослушаться, да. Тут уже не до секса. Тут у нас ребенок рыдает, а у меня слезы тоже катятся, но это все гормоны.

В итоге обе допиваем все, что нам дали, глубоко вздыхаем, Милана еще выдает порцию икоты и всхлипываний. Но в итоге успокаивается и устраивается между нами. А у меня сердце сжимается, когда она прижимается ко мне и судорожно вздыхает.

— Ну, Милана Филипповна, — голос у Тима прямо такой мягкий, заботливый, — давай колись, чего твои родители устроили кроме того, что год медитировали. — осекается, хотя вижу, что сказать хочет очень многое и все нецензурное.

Я молча растираю ее пальцы. Они сейчас холодные и мокрые от слез. Переглядываемся с Тимом поверх ее головы. Ну капец, у него глаза почти черные от ярости. И губы шевелятся беззвучно, точно продолжает ругаться.

Тепло от нас буквально укутывает ребенка, точно кокон.

— Они…они меня не слушают. Дядя Тим, ты говорил, что важно слышать и слушать. А они так не делают! Почему?!

Тим продолжает гладить ее волосы.

— Милана, ты не ошибаешься?

Она шмыгает носом

— Я им про школу рассказывала. Ну как у нас выступление на Новый Год было. И про дурацкую Ирину Анатольевну, про танцы. А они…они… опять судорожный вздох. — Они сказали, что это все мелочи по сравнению с каким-то там балансом. Я не поняла, если честно.

Рука Тима на ее волосах замирает. У него сейчас то самое каменное выражение лица, которое я уже успела выучить. И знаю, что внутри сейчас мой муж орет от ярости и бессильной злобы.

— Я им рисунок нарисовала. — продолжает Милана таким голосом, что у меня внутри все переворачивается. — Мама сказала, что получилось миленько, но Вселенная не дала мне таланта. И лучше будет если я займусь с ними йогой. А когда сказала, что хочу поспать с ними, то велели идти в свою комнату. Потому что им надо час провести в обете молчания.

У меня что-то ломается внутри. Судя по взгляду Тима — у него тоже.

— Милана, — вот как слова то подобрать, — слушай, я же видела твои рисунки. Есть у тебя талант! Я в твоем возрасте максимум, что выдавала, так это палка, палка, огуречик. Мой учительница рисования плакала кровавыми слезами, когда сдавала ей рисунки.

— А твоих лошадей вон даже на выставку отправили. — присоединяется Тим, только голос у него какой-то сдавленный. — И ты второе место заняла. Знаешь почему?

— По-почему?

— Потому что ты классно рисуешь. — сообщает Тим важным тоном. — Помнишь, я тебе говорил, что никогда не вру?

— Даже на работе?

— Поправочка: не вру родственникам и близким людям. Так вот, ты отлично рисуешь, у тебя великолепное чувство юмора и вкус, и я обожаю твои пранки. Даже если хочу за них дать ремня.

Он продолжает говорить, а я, как и Милана, слушаю, открыв рот. А в мыслях стучит одна и та же мысль: “Божечки-кошечки, да из него получится шикарный папа”.

Эпилог

— Я тебя ненавижу!

— Это бывает.

— Где. Моя. Эпи… — выдыхаю и ору, — Эпидуралка!!!

— Уже поздно ее ставить, ребенок идет. У тебя стремительные роды. — сука какая, а не муж! Я его ненавижу! Сначала сует в меня…всякое, а потом такое. Уф-ф-ф-ф, меня опять прошивает схваткой, да так, что в глазах темнеет. Голова кружится, кажется, я вот-вот потеряю сознание. И только крепкая хватка Тима не дает уплыть из реального мира. Уф-ф-ф-ф-ф, да чтоб я еще раз! Да ни за что!

— Я тебе…а-а-а-а!

— Хорошо, что ты как раз в клинике была. — эта падла точно за чаем беседует, мать его. — А то родила в машине бы, с такими то пробками.

— Выйди-и-и-и-и! Ы-ы-ы-ы-а-а-а-а!

— Не могу, Огонек, ты меня за руку держишь.

— Руку оставь, а сам вали-и-и-и-и-и!

— Милая, это невозможно. Могу принести муляж.

Типичный юмор Тима, от