Читать книгу - "Манга и философия - С. Титова"

Следовательно, махаяна буддизм является наилучшим объяснением Пренега: он является голодным призраком, находящимся на втором из нижних уровней сансары, и из-за того зла, которое он продолжает причинять на Земле, он в конце концов попадёт в ад, самый нижний уровень существования.

Хотя «Ангелы ковчега» охватывают много различных религиозно-философских традиций, в них также можно найти много внутренних несоответствий. С одной стороны, буддизм учит, что люди и животные равны, поскольку у них есть души, и это отражено в манхве Парк. С другой стороны, идея буддизма преодолевается тем, что сестры едят мясо (Хаму замечает как вкусно тонкацу — жареные во фритюре свиные котлеты — сёстры изображаются завтракающими яичницей с беконом). И это противоречие, в свою очередь, отражает корейскую культуру в целом, поскольку вегетарианство не является распространённой практикой в Корее даже среди буддистов.

Королевство отшельников? Не думаю.

В течение всей главы я доказывала, что Парк изображает микрокосм корейского религиозно-философского духа через фантазию манхвы «Ангелы ковчега». Другими словами, пять ключевых корейских религий — шаманизм, даосизм, конфуцианство, махаяна буддизм и христианство — могут быть найдены мирно сосуществующими бок о бок и иногда даже под одной крышей в Корее, которая была ошибочно названа королевством отшельников, страной, обречённой быть отрезанной от внешних влияний. И хотя можно найти противоречия — такие как христианские пророчества — против шаманских предсказаний судьбы и конфуцианское отрицание даосского релятивизма,— корейцы (конечно, не все, но многие) не так обеспокоены всем этим, как можно было бы ожидать или, в моем случае, надеяться.

19

Спускаясь в бездну

Стив Один

В различных работах Хайо Миядзаки в центре внимания находится защита окружающей среды, природы, часто наполненной священным присутствием богов синтоизма и духов (известных как ками), которые живут в параллельном мире, отделённом гонкой мембраной в многомерной природе, связанной с привычным нам физическим измерением при помощи туннеля, водоворота, дыры или бездны.

«Мой сосед Тоторо» (My Neighbor Totoro) — очаровательная сказка о двух маленьких девочках, которые падают в нору под священным камфарным деревом, нарисованным в виде синтоистского храма. Падая на дно туннеля, они сталкиваются с волшебным духом Тоторо, обитающим в дереве. Это напоминает реминисценцию на падение Алисы в кроличью нору, при помощи которой она попадает в Страну Чудес, но синтоистское анимистическое видение природы как священного жилища или места, наполненного божественными духами и богами,— это только начальная точка для понимания богатой японской истории и традиции осмысления окружающей среды.

Японский буддизм описывает природу как эстетический континуум взаимосвязанных событий, которым присуща ценность красоты. Концепция природы в дзен включает метафизику гармоничной взаимосвязи между одним и множеством. Метафизика природы в дзен представляет собой континуум взаимосвязанных измерений и событий, иллюстрируемых метафорой «Сеть Индры», в которой все события природы визуализируются как бриллианты в меняющейся сети отношений, так что каждый камень отражает всю вселенную как микрокосм макрокосма.

Японское буддистское видение природы во многом сближается с экологической этикой и эстетикой Альдо Леопольда, чья выпущенная в 1949 году книга «Альманах песчаного графства» считается одной из основополагающих работ для экологической этики в западной философской традиции. Как в экологической философии Альдо Леопольда, так и в японском буддизме природа похожим образом показывается как «сеть» взаимоотношений, в которой отдельные организмы и окружающая их природа составляют взаимозависимую симбиотическую экосистему.

Современный японский философ Тэдзуро Ватзуйи (Ватзуйи Тэдзуро Ринригаку) развивает этику, основанную на концепции дзен, рассматривающей личность (нинген) как индивидуально-общественную взаимосвязь, которая существует не в изолированном эго, а только в «промежуточности» (айда) взаимосвязанных личностей. Более того, по японской этике Ватзуйи, личность — это пространственное поле отношений, включающее не только отношение с обществом других людей, но также с окружающим «климатом» (фудо) или окружающей средой живой природы. Ватзуйи, так же как Леопольд, предполагает, что этика японского буддизма может быть распространена за пределы межчеловеческих отношений к экологической этике, которая включает в себя взаимоотношения человека с природой. Согласно экологической этике Леопольда, присущая природе ценность красоты управляет и эстетическим восхищением, и нравственным уважением к природе. Подобно Леопольду, который основывает этику земли на её эстетике, Ватзуйи подчёркивает глубоко эстетический характер этического отношения к другим людям и окружающей среде.

Притягательная природа

«Навсикая» (Nausicaa) Миядзаки, так же как экологическая этика Леопольда и традиционная японская синтоистско-буддистская концепция живой природы, представляет собой пример переключения с антропоцентричной (в центре которой находится человек) к экоцентричной модели окружающей среды.

В своей автобиографической книге «Точка отсчета: 1979—1996» (Starting Point: 1979—1996) Миядзаки описывает экологический мотив, основанный на отношениях между природой и человеком в своей оригинальной версии «Навсикаи», утверждая: «Главная тема этой работы — это способ обращения людей с природой, окружающей их» (стр. 251). Миядзаки описывает свой глубокий интерес к темам окружающей среды в «Навсикае», как частично вдохновлённый чтением различных книг по экологии, таких как «Зелёная история мира: Окружающая среда и коллапс великих цивилизаций» (A Green History of the World: The Environment and the Collapse of Great Civilizations) Клайва Цойнтинга.

Также Миядзаки говорит о влиянии анимационного фильма Фредерика Бэка «Человек, который сажал деревья», вышедшего в 1987 году, этот фильм рассказывает о чувстве места и сохранении природы при помощи пересадки деревьев. Миядзаки пишет: «У старика в этом фильме лицо философа… Бэк хотел нарисовать кого-то, кто может приковать к себе пристальное внимание, кого-то, кто присматривает за деревьями, смотрит, как они растут, становясь лесами и домом для пчёл» (стр. 146). Из этих и других фраз становится ясно, что тема окружающей среды в «Навсикае» и других работах Миядзаки основана не только на его собственной любви к природе, но также на его исследованиях по проблемам экологии и его интересом к активному движению за сохранение зелёной растительности и защите дикой природы.

В «Навсикае» атомная и биохимическая война, известная как Семь дней огня, стала катастрофическим холокостом и привела к почти полному уничтожению под управлением гигантских роботов Богов Войны. История начинается в будущем через тысячу лет, когда средневековые племена пытаются выжить в постапокалиптическом мире, включающем Море Гнили (Фукай), истекающее из загрязнённых джунглей, полных токсичных спор, кислотные озёра, гигантских насекомых-мутантов, называемых Ому. На этой опустевшей земле, полной радиоактивных и биохимических отходов, люди носят маски, чтобы не отравиться токсичными ядами воздуха, почвы, воды и растений.

Апокалипсис, бездна и преодолевающий нигилизм

«Навсикая» Миядзаки представляет собой апокалиптическое видение будущего, которое использует образ, похожий на «бездну» в экзистенциализме Ницше. Для Ницше центральная проблема существования — это «нигилизм», или утрата всех абсолютных ценностей через смерть бога, которая подобна землетрясению,