Читать книгу - "Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни - Игорь Миронович Губерман"

меня судили за диплом поддельный и невыдачу квитанций об оплате. И минут на пять меня хватило – все детали ремесла того преступного я со вкусом излагал, но вовремя почувствовал, что раскусили, и замолчал. Хорошо было бы посмотреть газеты в этом городе – кто-то в мою сочинялку, возможно, и поверил.

Страшная месть и нечаянная радость

Недавно приключилась у меня история, которую не записать я просто не могу.

Еще лет сорок тому назад (ну, чуть поменьше) предупреждал меня один чекист: если что, они меня достанут и в Израиле. Я тогда, дурак самонадеянный, всерьез это не принял, даже рассмеялся. А прав-то был тот юный особист – ох, как был прав!

Впрочем, начинать с иного бока следует.

В городе Твери жил много лет крупный чекист, он чуть ли не областное КГБ возглавлял. И был он в душе – художником, в силу чего всю жизнь малевал различные картинки. Форматом небольшие, но приличные, вполне профессиональные. Конечно, он на публику их никогда не выставлял, то ли неудобно было при такой профессии и чине, то ли просто западло. А как он умер, то его вдова картинки эти стала продавать, и три из них достались мне. Писал он маслом, и сюжеты были разные.

Так, на одной из них шел коренастый пограничник (если легендарный Карацупа это был, то собака, что при нем была, – Индус). Ее я подарил своему давнишнему приятелю, в сортире у него она устроилась.

А на второй – женщина идет к огромной горе сена на возу. И к зрителю она спиной, но молодая. И лошади ее смиренно ждут. Эта заняла место в нашей спальне, очень уж была уютная картинка.

На третьей – пляж нудисток. Человек пятнадцать голых баб в различных позах загорания и всего один мужик (и то – в трусиках). Эта картинка лучше всех прописана – видать, увлекся автор. В коридоре до сих пор она у нас висит.

Но все значимое случилось со вторым (где молодая женщина спешит по полю к возу с сеном) полотном. Я эту картинку перевесил почему-то, и она оказалась возле нашей супружеской кровати – прямо у изголовья.

И меня стали кусать клопы! Именно меня причем, а не Тату, мою жену, у которой кожа и нежней, и тоньше, да и кровь моложе и свежей.

Ну, Тата меня стала уверять, что это все неравенство лишь потому, что она чаще моется, однако это было для меня неубедительно. Хотя идея, что вампиров привлекают запахи, заставила меня призадуматься. Недели три такая пытка длилась, и Тате взбрело в голову глянуть на оборот картинки, что висела рядом.

Чуть она в обморок не упала. Между подрамником и холстом ползали сотни кровососов! Часть из них были сухие и черные, но остальные!.. Явно это были спящие агенты (кажется, именно так именуются на языке разведки затаившиеся до поры до времени шпионы): перевесил я картинку, и пришло их время. А в картинах, рядом висевших, все было чисто и стерильно. И залил я тех клопов кипятком, а после концентратом уксусным, отнес их лежбище бандитское в холодный чулан, однако и в соседней комнате они вновь объявились.

Тут мы вызвали команду по уничтожению всякой мелкой нечисти. Но вот беда: ребята эти понятия не имели, как бороться именно с клопами (что ли нету их в Израиле?), и потому пришлось вызывать их трижды, пока они не разузнали, как это делается. Сколько стоили, кстати, такие вызовы, лучше не упоминать, но главное – что после всего разора учиненного пришлось в двух комнатах делать ремонт. Это дикое мероприятие лучше всего описать, перефразировав французского короля: «После меня – хоть ремонт».

Вот так жестоко был я наказан чекистами – за какое-то очередное интервью, как я понимаю. Где я в очередной раз сказал, что за сегодняшнюю Россию мне больно и стыдно. Так что поделом я был покаран.

В ранней, совсем ранней юности нас порой захлестывает вдруг волна необузданного, невнятного счастья – уверен, что это помнится многим. Хочется петь, подпрыгивать, плясать, что-то выкрикивать, бежать в любом направлении.

Это же, кстати, свойственно и юным животным.

Вечером мы с женой выходим погулять на небольшую, уже безлюдную в это время площадь – по ней носится, разве что не кувыркаясь, маленький котенок – большое удовольствие смотреть на этот комок радости от своего существования.

Так вот я, человек весьма уже охлажденного возраста, недавно испытал это забытое счастье, да притом по совершенно мизерной причине. Мы с женой летели в Симферополь на какой-то ежегодный съезд (слет, конференцию?) библиотекарей, куда меня позвали почитать при случае стишки. Летели мы через Москву. В московском аэропорту, сдав уже чемоданы (там, естественно, хранилась у меня бутылка виски), проходили мы контроль по досмотру вещей, которые ручная кладь. Туда неосторожно положил я еще одну литровую бутыль – на целую неделю ехали, не бегать же по магазинам в городе Судак. К тому же я и в самолете собирался чуточку хлебнуть, чтобы не думать о несовершенстве нынешних летающих конструкций. И вдруг девушка, сидевшая у проверочного экрана, сказала, что в дорожной сумке у меня бутылка, а это запрещено.

– Она же запечатана, – взмолился я, – я только что ее купил!

– Или бросайте ее в ту вон мусорную корзину, или вернитесь и сдайте ее в багаж, – холодно объяснила мне эта юная садистка.

– Может быть, я попрошу начальницу вашей смены?

– Это, – сказала долговязая девица, стоявшая сбоку, – запрещено, вы что, не слышали? В корзину или возвращайтесь.

Очередь за мной уже издавала какие-то неприязненные звуки. Я обреченно и понуро полез в сумку и обнаружил там еще одну, пластмассовую бутылку с водой. Чуть руку задержав – девицы обратились к конвейеру, где полз уже очередной багаж, – и что-то возмущенно бормоча, я выбросил бутылку с водой.

– Теперь идите, – холодно сказала главная девица.

И я пошел.

Что со мной было! Клокотало что-то радостное, распирало меня счастье несусветное, хотелось петь, подпрыгивать и что-нибудь выкрикивать – выше я все это перечислил. Только в самолете я слегка остыл и чуть отпил из чудом упасенного сосуда. А как же я был горд собой! И все из-за такой вот мелочи. «Нет, загадочные мы натуры», – подумал я и отхлебнул еще немного.

Сны доктора Файвишевского

Владимир Абрамович Файвишевский, доктор медицинских наук, очень талантливый психотерапевт, умер совсем недавно в возрасте вполне почтенном – восемьдесят шесть лет. Из них более пятидесяти