Читать книгу - "Женские истории в Кремле - Галина Николаевна Красная"

Верочка тоже получила рабочий табель — она два раза в день подметала в пекарне. Сперва открылись лавки, затем кухмистерские, а дальше пошли трактиры, кабаки и питейные заведения. По приказу начальника штаба анархистов в Дворянском собрании и в клубах опять заиграла музыка, возобновились танцевальные вечера. Киашко не пропускала ни одного такого вечера и танцевала, обычно, допоздна. Она даже здесь не снимала с себя тяжелого маузера.

А однажды она затеяла любительский концерт. Она вызвала всех, кто имел отношение к искусству и предложила срочно подготовить веселую программу. Причем обещала и свое участие.

— Смотрите у меня! — предупредила она, — чтобы все было лучшим образом. Кто провалится — накажу, а кто хорошо выступит — дам сажень дров!

В список участников концерта была занесена и Верочка Давыдова. Она должна была что-нибудь спеть. Девочка радовалась, что попала в число лучших артистических сил города и с ними будет выступать на настоящем «взрослом» концерте, да еще на большой сцене Дворянского собрания.

Верочка ни на минуту не сомневалась в своем успехе.

— Вот увидишь, дядя Миша, — говорила она отчиму, — мы получим дрова!

Верочка спела замечательно. После спетого «на бис» романса «У камина», ее долго не отпускали со сцены.

После концерта Нина Киашко похвалила ее.

— У тебя прекрасный голос. Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Ну-у-у?.. А я думала не меньше восемнадцати… Ты почти моего роста. Красавицей растешь…

Киашко окинула взглядом Верочку с головы до ног, и ее взор задержался на высоких ботинках девочки.

— Какие элегантные ботинки… Какой размер?

— Тридцать шестой!..

— Откуда они?

— Японские… Мама подарила.

— Хорошие ботинки… и голос у тебя хороший. Молодец! Завтра получишь сажень дров. Я распоряжусь — тебе домой привезут.

И действительно, на другой день вооруженные хунхузы привезли дрова на квартиру Давыдовой и свалили у порога. А через полчаса те же хунхузы пришли еще раз и по распоряжению Киашко реквизировали у Верочки ее элегантные ботинки.

Софья Ивановна уже давно заметила, что Верочка хорошо успевает по физике и математике и мечтала после окончания средней школы определить девочку в педагогический институт.

— Это очень почетно, когда женщина преподает точные науки, — говорила она Верочке. — Заниматься пением я, конечно, не запрещаю, но в жизни надо иметь и твердую профессию.

— А оперная певица, чем не профессия? — возражала Верочка.

На семейном совете Софья Ивановна даже расплакалась, ей хотелось все же, чтобы Верочка стала учительницей, но «большинством голосов» предпочтение было отдано вокальному искусству.

— Если уж ехать, то, конечно, не в Москву, а в Ленинград, — заявила Софья Ивановна, — там мой сын Костя… Есть у кого поселиться.

Действительно, в Ленинграде жил и работал родной брат Верочки. Она, конечно, не помнила Костю, но вот уже два года, как вместе с матерью переписывалась с ним.

По совету Флерова, Косте послали подробное письмо, и, не дожидаясь ответа, стали собирать Веру в дорогу. У Флерова уже был выработан план.

— О консерватории, конечно, и думать не приходится, — говорил он, — но поступить в какую-нибудь музыкальную школу — надо попытаться… А если это не удастся, то поищи хорошего преподавателя пения… Как я понял из писем Кости, он и сам увлекается вокалом, и жена у него певица… И, если не ошибаюсь, оба они занимаются у какой-то крупной специалистки…

Софья Иванрвна извлекла из своей шкатулки одно из Костиных писем и нашла в нем интересующие их строки.

— Вот же он пишет «…мы с женой занимаемся на дому у профессора Ленинградской консерватории Елены Викторовны Де-Вос-Соболевой…»

— Вот и хорошо, — обрадовался Флеров, — если сами не смогут, то через Елену Викторовну подыщут тебе педагога. Но ехать надо немедленно, чтобы все успеть за лето, а то, когда начнутся занятия, ни одна учительница пения уже не возьмет…

Веру к отъезду готовили так, точно она ехала на Северный полюс. Покупали теплые вещи, шили теплое белье, приобрели меховую шапку. Все было сложено в знаменитую плетеную корзину, которую Софья Ивановна когда-то привезла из Нижнего Новгорода. Теперь этой корзине предстоял путь еще длиннее — от Благовещенска до Ленинграда.

И вот поезд подходит к перрону Ленинградского вокзала. Поезд остановился. В вагоне поднялась обычная суета. Верочка выскочила в коридор и высунулась в окно. Она искала глазами брата, но как его узнать? На известной ей фотографии он был снят совсем ребенком…

Верочку охватило волнение. На перроне столько встречающих… И вдруг… Неужели ей показалось? Она увидела лицо своей матери!

— Костя!..

— Вера!..

Через мгновение Верочка была в объятиях брата, с которым рассталась 16 лет назад.

— Я бы тебя среди тысячи узнала, — захлебывалась слезами Верочка.

— Не сомневаюсь… Ведь у меня черты Никитиных… Но тебя я тоже сразу узнал — типичная Давыдова, копия отца!

Верочка в первый же день приезда рвалась скорее осмотреть город, но Костя ее не пустил, надо было отдохнуть с дороги. К тому же и Косте, и его жене Марии Федоровне не терпелось послушать Верочкин голос. Об ее успехах они уже знали по письмам Софьи Ивановны.

Весь вечер был посвящен пению. Сперва послушали Верочку, затем пели Костя и Машенька. А затем наперебой говорили друг другу комплименты. Больше всех была довольна Верочка, она и не подозревала, что у ее брата такой приятный баритон и никак не могла понять, почему Костя, обладая таким прекрасным голосом, не хочет сделать пение своей профессией и работает каким-то бухгалтером в Управлении Балтийского флота. Вот Машенька — молодец, серьезно смотрит на пение и твердо решила стать оперной певицей.

— И ты станешь оперной певицей… Хорошо сделала, что приехала сюда. Все лучшие вокальные силы находятся в Ленинграде. Есть у кого поучиться, — говорила Мария Федоровна.

Первым долгом было решено показать Верочку профессору Де-Вос-Соболевой.

— Это надо делать скорее, — предупредила Маша, — в консерватории через несколько дней начинаются каникулы, и Елена Викторовна на целое лето уедет отдыхать на юг.

— Правильно, — согласился Костя, — ты, Машенька, завтра на уроке попроси у Елены Викторовны разрешения, и мы сведем к ней Верочку.

Так и поступили. Де-Вос-Соболева согласилась прослушать Веру. В назначенный дней и час Костя и Машенька повели к ней Веру.

Де-Вос-Соболева жила возле Екатерининского канала на углу проспекта Майорова. Верочка с трудом поднималась по лестнице. От страха она была ни жива, ни мертва.

Дверь открыла горничная в белоснежном крахмальном чепчике.

— Как в кино… — подумала Верочка и еще больше оробела.

Горничная провела их через столовую в огромный зал-студию. Тяжелый бархатный занавес делил зал на две части.

Никакой мебели, только концертный рояль и несколько золоченых стульев дворцового типа.