Читать книгу - "Полное собрание стихотворений и поэм. Том IV - Эдуард Вениаминович Лимонов"

нарушил…

Вбежал тореадор второй.

И шпагу между рог вонзили

Потом онагры, всей семьёй

Быка с арены волочили…

II

Меня удивили быки с тореадорами

И те, и другие выглядели кровавыми помидорами

У быков полированной кровью сочилась спина

В тореадоров структура была введена

бычьего рога. И рвал он артерии

Выглядели они как подручные маршала Берии

В снах либерала пошиба низкого

Вспомнил, глядя на них Уншлихта и Урицкого

Гудела арена. Мадрид ликовал…

И пиво мы звонкое пили

А бык уже умер. Торреро стонал

И девки нас всяких любили…

III

Напоминая нам про Минотавра,

Бык вышел на арену своенравно

И наконец заметил тыщу глаз,

Остановился, и считает нас…

Вот подтянулась чёрная мошонка

И вздрогнул его палевый живот.

То что сейчас вослед произойдёт

Не может вам предвидеть тот мальчонка

Который как тореадор идёт.

В плащишке куцем, и с клинком фольговым

Как оперный красавец-балерун,

Он изгибает тело тонких струн.

Высоким, стройным, новым…

И вдруг рога! И он висит с рогов!

Ну я же вам назвал миф крови и позора

Ещё нет у мальчишки и усов!

Подбрасывает! Джезус! О Христос!

И потекли ручьи кровавых слёз

По жёлтым по чулкам тореадора!

Пустыня Гоби

Я знаю я чего хочу,

В пустыню Гоби полечу

Пустыня Гоби!

Улан-Удэ, Улан-Батор,

Ургой он звался до сих пор

Внизу – Пустыня Гоби!

К пустыне красной подойти,

Песок рукою загрести

Ну вот, попалась мне в пути,

Пустыня Гоби!

А то я вздумал умирать

И без того чтоб повидать

Пустыню Гоби!

Она пришла любя ко мне

И мои ноги лижет мне,

Пустыня Гоби!

Здесь есть бубонная чума

И юрты – серые дома

Амёбы и микробы

И семизначные в уме

Кроме бактерий лезут мне

Пески в своей стыдобе

Пустыня Гоби!

Портрет Фифи

Тонкая, прямая, крепкая

Длинноногая, узкие лодыжки

Ступни сунуты в массивные белые кроссовки

На высочайшей платформе.

Быстро идущая.

С черноволосой халой на голове

Помада рта

Как узкоплечий цветок на крепком стебле…

Под атмосферой

Под атмосферой ходим в пиджаках

В хлопкобумажных заливных носках

Шпана и сэры,

Под атмосферой!

И туфли новые асфальт скребут,

И разбегаясь прочь клопы ползут

И пауки и мошка

А тот, кто не успел, тот околел

Иль заболел немножко…

Под атмосферой словно батискаф

Вот кран порхает

Сидит за рычагами прол, как граф

И управляет…

Какая жизнь пленительная чушь!

И человечьих проходя меж туш

В карету

Я, Господи, считаю этажи

Хоть что-нибудь, пожалуйста, скажи!

К тому же, где ты?

«Многоэтажные суда…»

Многоэтажные суда…

Титаники все ростом.

Куда же следуют, куда

Норд-Остом?

Селёдкой смердят моряки

Одеколоном – капитаны

Есть в бурном море островки

Попавшие в капканы

Там ветер раздувает соль.

И все горбаты

Едят на палубе фасоль

С свининою пираты

Дрожат канаты якорей

Теченье шлюп сдувает.

Такое тоже меж людей

Бывало и бывает…

«Липы шарахаются за окном…»

Липы шарахаются за окном

Я с ними пять лет знаком

Мне надоела пленительность лип,

Их красота и всхлип

Мне хорошо бы, чтоб их заслон

Был за окном сметён,

Старый космический аппарат,

Иль с огнемётом простой солдат

Их уничтожил бы вдруг и враз

Завтра открыл бы я глаз.

А вместо лип там ревут как львы,

Монстры из головы…

«Тихий ночной black-out…»

Тихий ночной black-out

Ночь. Нападенье. Один.

Ветер гардин не швыряет

Нету прекрасных гардин…

Тучи! Зловещие тучи!

Что ж генератор замолк

Будет ли всем нам лучше

Если к нам выйдет волк?

И от него цепенея,

Мы наблюдаем в ночи

Так ли погибла Помпея?

Враз, от вулкана свечи…

«Француженки бесновались…»

Француженки бесновались

Приехал к ним бес Новалис

И с целой волос копной

Приехал к ним бес Махно…

«Пришли философские мысли…»

Пришли философские мысли

Владеют моей головой…

Как тучи внезапно повисли

Внезапно над жизни рекой…

Был рак у меня обнаружен

Стоял ноздреватый октябрь

И девки шагали по лужам

Асфальт каблуками корябрь

Назавтра земля побелела

А я на четвёртом лежал

Вокруг олимпийского тела

Снег шёл и во многом дрожал.

Катетеры, иглы, коляски

Сквозь окна, коверкая глаз

Я карпом стремился сквозь ряски

«Пожил и заведомо слазь!»

Какой этот год был ужасный

Опять наступила зима

Грядёт господин Семичастный

А с ним мы посходим с ума.

«Сухэ-Батор как пламенный мотор…»

I

Сухэ-Батор как пламенный мотор

Извилин мозга жаром пламенея

Лежит в степи, как непотребный сор,

И суслик, от него немея

Вдруг превращается в сурка

Дрожит поднятая рука

В сухом пространстве суховея…

II

Сгущёнка полная луны

Озёр расставленные блюдца.

О, кем вы были, пацаны

До этих войн и революции…

В худой и злой ночной степи

В порывах ветра молодого

Сухэ-Батор погибший спит

Ища чего-нибудь другого…

III

В тоске полыни. Уши голые

В Монголии…

В свистящей юрте на ветру

Как человек себя сотру

В горячем замке рыцарь сморщенный

Ах лучше бы там в этой Польше бы…

«Никто уже не читает ни Беккета, ни Кафку, ни Пруста…»

Никто уже не читает ни Беккета, ни Кафку, ни Пруста

Особенно не читают Беккета. Никто ведь не читает

Беккета, даже не знают его имени.

О Прусте слышали, но по сути, от него хочется спать…

И где достать пьесы Ионеско?

Конечно, если заказать. Но кто же станет

заказывать пьесы Ионеско?

Невидимая революция сознания