Читать книгу - "Николаевская Россия - Астольф де Кюстин"

Нижегородский кремль стоит на горе, которая гораздо выше, чем холм Московского Кремля. По гребню вьются белые стены (свыше полумили в окружности) над покрытыми зеленью дерев крутыми склонами, а еще выше горят золотые главы, как маяк светящие путнику, тоскующему среди песчаных дюн ярославской дороги. Сильное впечатление, всегда неразлучное с русской национальной архитектурой, еще усугубляется рельефом местности: в некоторых местах стены кремля положительно вырастают из отвесных скал.

Нижегородская ярмарка, ставшая ныне самой значительной на земном шаре, является местом встречи народов, наиболее чуждых друг другу, народов, не имеющих ничего общего между собой по виду, по одежде, по языку, религии и нравам. Жители Тибета и Бухары — стран сопредельных Китаю — сталкиваются здесь с финнами, персами, греками, англичанами и французами. Это настоящий судный день для купцов. Во время ярмарки число приезжих, одновременно живущих на ее территории, равняется двумстам тысячам. Отдельные единицы, составляющие эту массу людей, постоянно сменяют друг друга, но общая сумма остается постоянной, а в дни особенно оживленной торговли доходит даже до трехсот тысяч. По окончании этих коммерческих сатурналий город умирает. В Нижнем насчитывается не более двадцати тысяч постоянных жителей, теряющихся на его голых площадях, а территория ярмарки пустует в течение девяти месяцев в году. Такое огромное скопление людей происходит, однако, без особого беспорядка. Последний в России вещь неизвестная. Здесь беспорядок был бы прогрессом, потому что он — сын свободы.

В одном только месте в России видел я настоящую толпу — в Нижнем, на мосту через Оку, единственном пути сообщения между городом и ярмаркой. Подъезжая к Нижнему со стороны Ярославля, вы попадаете в город по этому же мосту. При въезде на него пыль слепит глаза, шум оглушает, повозки теснятся со всех сторон, между ними пробираются пешеходы, а самой реки не видно — ее сплошь покрывает огромное множество судов и лодок. Поэтому вы невольно спрашиваете себя, для чего здесь, собственно, мост? Положительно, можно перейти с одного берега на другой, перепрыгивая с джонки на джонку. Я нарочно употребляю китайское название судов, потому что они в значительной степени служат для перевозки на ярмарку китайских товаров, главным образом чая. Все это, конечно, поражает воображение, но не взоры, ибо живописных картин нет на этой ярмарке, где все здания с иголочки новые. Когда мы ехали по мосту, мне казалось, что, прежде чем достигнуть противоположного берега, мы раздавим не меньше двух десятков человек. Слава Богу, этого не случилось, но, очутившись на желанном берегу, я увидел, что меня поджидали новые напасти. Предстояло найти пристанище, а все гостиницы были переполнены. Мой фельдъегерь стучался у каждой двери, но возвращался неизменно с одним и тем же ответом: «Комнаты нет!» Он советовал мне воспользоваться гостеприимством губернатора, однако я наотрез отказался.

Наконец, проехав всю длинную улицу до того места, где ее пересекает другая, ведущая круто вверх в старый город через темные, прорубленные в толстой стене ворота, мы заметили какую-то кофейню. Доступ к этому заведению был закрыт небольшим крытым рынком, откуда доносились нимало не похожие на духи ароматы. Я приказал остановить лошадей и прошел в кофейню. Последняя состояла из целой анфилады комнат, переполненных шумной толпой, угощавшейся чаем и спиртными напитками. Хозяин встретил меня с почетом и самолично провел по всем комнатам своего процветающего заведения. Войдя в последнюю «залу», также загроможденную столиками и посетителями, я убедился, что действительно у него нет свободного уголка.

— Эта комната — угловая в вашем доме, не так ли? — спросил я. — У нее есть отдельный выход?

— Да.

— В таком случае забейте двери, соединяющие ее с остальными, и сдайте ее мне на несколько дней.

Я уже задыхался от ужасающего воздуха, ибо к обычному букету русских запахов присоединялись обильные винные испарения. Но что мне оставалось делать? Другого выхода не было. Кроме того, я надеялся, что если комнату основательно почистить, то атмосфера несколько разрядится. Поэтому фельдъегерь по моему настоянию растолковал хозяину сущность предлагаемой ему сделки.

— Я потеряю на этом деле, — возразил тот.

— Я заплачу вам, сколько захотите.

Сделка состоялась. Итак, я взял приступом зловонный кабак, за который пришлось платить дороже, чем за самую роскошную комнату в самом дорогом отеле Парижа. Но гордость одержанной победы утешила меня за все издержки. Только в России, где прихоти господ, могущих сойти за сильных мира сего, не знают границ, можно превратить в мгновение ока ресторан в спальню.

Мой фельдъегерь попросил посетителей удалиться. Они вышли без малейшего ропота, двери немедленно заперли висячим замком и заколотили, после чего ворвалась целая армия молодых монахов в подрясниках, то есть, я хотел сказать, половых в рубахах, и в одну секунду вынесла всю мебель. Но что я вижу? Из-под каждого столика, из-под каждого табурета выходят полчища еще невиданного зверья — насекомые черные, с полдюйма длиной, мягкие, липкие и бегающие довольно быстро. Эти вонючие существа встречаются на Волыни, на Украине, в России, в Польше, где, если не ошибаюсь, они известны под именем persica, потому что занесены они из Азии. Я не мог уловить названия, которым их обозначали нижегородские половые. Увидя, как пол моего нового обиталища покрылся узором этих копошащихся гадов, которых вольно и невольно давили не сотнями, а тысячами, и заметив, что от этого побоища в комнате появился новый, и пренеприятный, запах, я опрометью бросился вон из комнаты, из трактира и помчался представиться губернатору. Этот последний носил фамилию, издревле знаменитую в истории России, фамилию Бутурлиных, старинного боярского рода (разновидность, ставшая уже редкостью). Он показался мне человеком гостеприимным и для русских довольно общительным и откровенным{119}.

Только когда меня уверили, что мое отвратительное логово основательно вымыто и проветрено, рискнул я переступить его порог. Моя кровать, набитая свежим сеном, красовалась посередине комнаты, ножки ее покоились в четырех полных водою мисках. Но, несмотря на такие предосторожности, утром, после тревожной ночи и тяжелых беспокойных сновидений, я все-таки нашел двух или трех persic’oв на подушке. Насекомые эти безвредные, но не могу вам передать омерзение, которое они мне внушают.

Нижний встретил меня тропической жарой и удушливой пылью. Поэтому, а также по совету опытных людей, я не рискнул отправиться пешком на ярмарку. Однако количество приезжих так велико, что я ни за какие деньги не мог достать наемного экипажа. Пришлось воспользоваться тарантасом, на котором я со столькими приключениями добрался до Нижнего, но ограничиться только парой лошадей, чем я был раздосадован не меньше любого русского барина.