Читать книгу - "«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев"

в Шанхае от японского консульства, шанхайского отделения ЮМЖД (Южно-Маньчжурской железной дороги) и отдельных влиятельных японцев. Кроме писем к нескольким профессорам, заведующим библиотеками и исследователям, он взял рекомендательные письма к «сильным политическим фигурам в Токио». Позднее «Учитель» познакомился с Мацуокой, главой ЮМЖД, будущим министром иностранных дел Японии; Ивангой, директором японского телеграфного агентства «Симбун Ренго Цусин»; Урамацу, генеральным секретарем института тихоокеанских отношений и многими другими.

«Учитель» установил отношения в американской колонии, с секретарем английского посольства, английским профессором Токийского коммерческого университета. Он был вхож в китайское посольство, дружил с его первым секретарем и китайским генеральным консулом в Йокогаме.

В какой-то мере эти знакомства служили источником информации, но еще большее значение они имели для легализации, тем более что расширение этого круга происходило в основном благодаря научно-общественной деятельности «Учителя».

Среди студентов в Токио и Киото «Учитель» и его жена встретили прежних учеников, двоих из которых они планировали привлечь к сотрудничеству.

Также рассматривалась возможность привлечь к сотрудничеству двух японок из «хороших», но обедневших семей, машинисток, с перспективой их устройства в «интересных для нас учреждениях». «Две женщины… – рассказывал „Учитель“, – были мне представлены через китайских сочувствующих в Токио. Обе способные стенографистки и нам сочувствуют. Одна окончила частный японский женский колледж в Токио, другая – американский миссионерский колледж для женщин в Токио. Обе имели по несколько лет практики работы в научных и деловых учреждениях как на японском, так и на английском языках. Их приятельницы по колледжу получили доступ в некоторые известные семьи, и через эти связи они могли бы получить хорошую должность в качестве стенографисток в каком-нибудь важном и ответственном учреждении».

Среди китайцев, которым была поставлена задача осесть в Японии и обзавестись полезными связями, была 902-я, «Роза», единственная из направленных в Японию «Абрамом», кого привлекли к сотрудничеству уже после отъезда «Рамзая».

«Роза» уехала «на острова» в декабре 1934-го. Она должна была обосноваться в Осаке, но это оказалось невыполнимым: там не было школы, в которой можно было учиться. «Роза» осталась в Токио, поступила в зубоврачебную школу, одновременно занимаясь в школе по изучению японского языка. Главным результатом работы «Розы» была вербовка ею китайца-помощника С. и японца М.

С. «Роза» знала с 1933 года по Шанхаю, где он был секретарем партийной ячейки одного из университетов. С. был вынужден бежать в родную провинцию Гуандун. Благодаря помощи родителей жены он попал на учебу в Японию, где поступил в одно из лучших высших учебных заведений – императорский университет. Полтора года С. не имел связи с партией и в глазах японской полиции политически скомпрометирован не был. Беседы с ним убедили «Розу» в том, что С. сохранил партийный дух и искал путей к политической активизации. Он с большой охотой согласился работать с «Розой» и предложил ей привлечь хорошо ему знакомого японского профессора М., директора китайской школы по изучению японского языка.

М. арестовывался за левые взгляды, но, будучи человеком с большими связями, был освобожден по поручительству высокопоставленного лица. М. часто говорил об СССР и социалистическом строительстве, о перспективах китайской революции и значении советского движения. Он напоминал С. об осторожности, поскольку японская полиция следила за китайскими студентами и в каждом университете имела осведомителей. Когда С. предложил профессору работать, тот согласился без особых уговоров. Как и японцы группы 101-го, М. считал, что помогает нелегальной коммунистической организации.

Много лет спустя «Абрам» признал, что привлечение к работе 902-й было ошибкой: перед этим она активно занималась партийной работой, о чем знали многие ее знакомые, которых она встретила в Японии. Ей труднее было раствориться в массе населения, чем другим китайским агентам. «Не следовало включать в нелегальную агентурную сеть человека, политическая биография которого была отягощена такими специфическими событиями, в характере и подробностях которых резидентуре невозможно было разобраться… Агента с такой биографией… нельзя вербовать и отправлять на работу без предварительного согласия Центра».

В конце 1934 года Берзин сделал следующее письменное распоряжение: «Я думаю, что Абрам сделал большую глупость, взяв в аппарат 902-ю и допустив ее к нашей работе. Худшей рекомендации, чем он сам ей дает, дать нельзя: „ни разу не арестовывалась, хотя ее лицо известно многим предателям“; имела в последнее время связь с некоторыми предателями и якобы обратила их на путь истинный; рекомендовала в партию крупнейшего предателя Гу, который дал Чан Кайши столь ценные данные о партии, что тот его не только помиловал, но взял на работу в свою охранку».

Выводы, к которым пришел «Абрам», после более чем полуторагодичной работы с китайцами, были следующие: следовало учитывать, что японская контрразведка насаждала свою агентуру среди китайцев; сугубая осторожность требовалась в работе с левонастроенными студентами; китайцы не могли служить источником серьезной информации, «поскольку японцы их не подпускали к интересующим нас делам»; использовать китайцев можно было только путем создания сети наблюдателей в труднодоступных пунктах, где имелись китайские колонии; главная ценность китайцев была в возможности вербовки через них японцев; «мы не исключали возможности того, что через китайцев удастся непосредственно завербовать японских агентов-источников информации; но такая перспектива представлялась маловероятной, поскольку китайцы, которых мы могли привлечь, не имели связей в тех японских кругах, которые интересовали нашу разведку»; «главным направлением нашей работы мы считали вербовку через китайцев политически близких нам японцев, а уже через них думали выйти на тех агентов-японцев, которые были конечной целью наших усилий на островах; этот относительно длинный путь с промежуточными этапами был единственно реальным, а потому и наиболее коротким».

8 октября 1934 года Бронин писал Берзину (резидентам в те годы разрешалось, помимо общих организационных писем, обращаться непосредственно к начальнику Разведывательного управления; его письма к ним подписывались псевдонимом «Старик»): «Я знаю, что к этому вопросу следует подходить чрезвычайно осторожно, но в перспективе нужно ставить задачу, чтобы наша китайская сеть обросла японцами».

5 января 1935 г. «Старик» отвечал «Абраму»: «…Я, кажется, тебе уже писал, что надо искать „частного“ подхода к островным корпорантам. Очевидно, без них мы солидных связей не завяжем, солидных источников не получим. Островная корпорация в значительной (в чувствительной) мере комплектуется из детей разночинцев, профессоров, крупных чиновников, даже генералов, вокруг есть сочувствующий элемент, есть романтики и т. д. К ним надо добраться. Может быть, связь можно получить через твоих местных косоглазых, может быть „Нигрит“ может это сделать. Попробуй нащупать, найти нить. Это откроет нам путь, даст настоящих островников.(Домой об этом, кроме меня, не пиши, ибо наш новый народ может на этом попытаться сыграть)». Под «корпорантами» Берзин имел в виду японских коммунистов.

К вопросу вербовки японцев, сочувствовавших коммунистам, через китайских «корпорантов» Берзин возвращается