Читать книгу - "Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов"

Немецкие школы, как правило, располагались отдельно, но были и смешанные. Анна Федоровна Черкашина училась в школе № 6, где существовало два параллельных немецких класса. Там были свои преподаватели, а русский язык относился к числу обязательных предметов. Где школ не было, или, может быть, они не устраивали родителей, дети собирались вечерами у кого-то на квартире и обучались по своим программам. Об этом рассказала жительница Краснознаменска Прасковья Ивановна Котова.

Нашим собеседникам мы часто задавали вопрос о том, как складывались отношения между советскими и немецкими деть­ми. Ответы были разными. Некоторые убеждены, что контак­тов почти не было, мешал языковой барьер. Вспоминались конфликтные ситуации: «Немчурят наши мальчишки ловили и били. Били толпой, и я всегда плакала. А у меня была подруга-немка. Она говорила: «Ты — Маргарет, я — Маргарет» (Маргари­та Павловна Алексеева). Галина Павловна Романь связыва­ет детские отношения с позицией взрослых:

— Если взрослые были между собой в нормальных отноше­ниях, то и мы, дети, тоже дружили. По соседству с нами жила немка Эмма с дочкой моего возраста. Мы с ней постоянно играли в куклы. Я любила к ним ходить. Тетя Эмма шила, у них было много различных лоскутков, коробочек. Я с удоволь­ствием посещала их дом. Когда они уезжали, тетя Эмма пода­рила мне большую коробку с лоскутками. Она долго у меня потом хранилась как самый бесценный подарок. Но были в наших детских отношениях и другие настроения. Наши маль­чишки, идя из школы, набирали полные портфели камней и с криками «Бей фашистов!» бросали их в немецких мальчишек. Немецкие дети обычно по одному не ходили, всегда группой. Но в отличие от наших, они никогда никого не задевали. Даже если я шла одна, никогда меня не трогали. Проходили мимо, даже внимания никакого не обращали.

Несмотря на случавшиеся конфликты и ссоры, большин­ству переселенцев запомнился вполне мирный «детский интер­национал».

— Дети очень быстро стали понимать друг друга, — рассказы­вает Анна Федоровна Черкашина. — И русские ребята легко обучались немецкому языку, многие говорили на двух языках. Приходили домой и лопотали по-немецки. Многим родителям это очень не нравилось. Мой отец ругал младших братьев и сестер за то, что очень много дома говорят по-немецки.

Так было в Кёнигсберге. В сельской местности отношения, похоже, были еще раскованней, как свидетельствует Анна Алек­сандровна Гуляева из поселка Рожково Гурьевского района:

— Дети есть дети. Они всегда быстро находят контакт. Мой сын Юра, а также дети соседей дружили с немецкими детьми. Юра иногда приводил их домой, просил, чтобы я им дала молоч­ка, потому что они голодные. Я сажала всех вместе за стол. Он с немецкими детьми и на рыбалку ходил, и играл, и картошку мороженую на поле копать ходил. Для них как будто и войны не было. Может потому, что мой сын был еще маленький?

Отношения между взрослыми

Беседуя с первыми переселенцами, мы неизменно задавали вопрос о взаимоотношениях между ними и оставшимися здесь местными жителями. Ответы были разными. Иногда люди го­ворили, что с немцами они не общались и «никак к ним не относились». Иногда подчеркивали негативное отношение: «Зло на них было. Даже глядеть на них не хотели, не то что разгова­ривать» (Нина Николаевна Дудченко, поселок Железнодо­рожный). Подобные же чувства испытывала и Татьяна Семе­новна Иванова из поселка Маршальское: «У нас немцы ра­ботали везде, где бы их ни поставили, и работали хорошо. Но я на них не могла спокойно смотреть: перед глазами вставало лицо расстрелянной гитлеровцами матери».

Такие чувства понятны, но преобладали все-таки другие настроения. «Они же не виноваты, что война была. Всем доста­лось. Мою мать немцы и под расстрел водили и наган на нее наставляли. А она к немцам хорошо относилась. Нам объясня­ли, что фашисты — это одно, а немцы — не все фашисты», — говорит Лариса Петровна Амелина.

Петру Яковлевичу Немцову запали в душу испуганные лица жителей Кёнигсберга в 1945 году:

— Они в таком подавленном состоянии и были потому, что их напичкали разными «страстями-мордастями». Геббельсовс­кая пропаганда говорила, что русские Иваны будут их резать, вешать, убивать и т. д. Так что они были напуганы. Но потом, когда посмотрели, что отношение к ним лояльное, нормаль­ное, человеческое... Ведь наши люди понимали, что немцы — тоже люди, дети особенно, женщины, они ведь безвинные.

Почти все рассказчики отмечали вежливость и предупреди­тельность немцев к советским гражданам, но не все верили в искренность такого отношения. «Такие любезные — прямо в душу влезут, но им-то в душу не заглянешь», — это мнение Ма­рии Николаевны Токаревой из Калининграда. Подобные мысли приходили в голову и многим другим. Тем более, что истинное отношение, иногда совершенно случайно, все же прорывалось. О таком случае рассказала Вера Алексеевна Амитонова:

— Однажды мой папа шел по улице с врачом-евреем, который хорошо говорил по-немецки. Сидит на скамейке старушка-немка, с ней мальчик лет десяти. Она и говорит мальчику: «Вот запомни, это один из них убил твоего отца». Тогда врач говорит ей: «Я еврей из Киева. Нас было пятнадцать родственников, остался я один, выходит, его отец убил всех моих? Это я должен ему сказать?».

Мария Ивановна Макеенко работала в военном совхозе Черняховского района, где большинство составляли немцы. Жили, по ее словам, очень дружно, ходили друг к другу в гости. Мария Ивановна даже научилась говорить по-немецки. Она стала неволь­ной участницей еще одной языковой стычки: «Однажды стоим с одной немкой около железнодорожного полотна, мимо идут эшелоны на восток. Она думала, что я по-немецки не понимаю, и высказалась со злостью: «Все г...но немецкое везут в Москву». А я ей тут неожиданно ответила: «А когда ваши всё русское вывозили, ты не замечала?». Она смутилась и покраснела».

Однако бывало, что дело не ограничивалось одними разго­ворами, а принимало довольно крутой оборот. Семья Раисы Сергеевны Гаргун в то время находилась в поселке Поречье Гурьевского района. Рядом с их домом стоял особняк, где жила немецкая семья с пятью детьми. Отношения были самыми добродушными, дети вместе играли: «А уехали соседи, на следу­ющий день их дом взлетел в