Читать книгу - "Путинбург - Дмитрий Запольский"

Я хорошо помню это утро в захолустном муниципалитете Тярлево[529], где живет тысяча человек. Такого количества черных шестисотых «мерседесов», наверное, там никогда не видели. В зальчике местного клуба вместо еженедельных танцев с мордобоем вдруг собрали полтора десятка местных пенсионеров, и Тюльпанов, как доверенное лицо президента, представил Дениса. Проплаченные пенсионерки зашлись в овации. Но помимо них, занявших два первых ряда, в зале было еще двести с лишним человек. Бандиты, приехавшие на трех автобусах. Бригада Могилы. Личный состав. Аплодировали они с трудом, не догоняя, по понятиям это или нормальному пацану западло хлопать в ладоши, как в цирке. Но бригадиры делали недвусмысленные знаки: мол, давайте, болваны, двигайте ладошками! И пятьсот ладоней, привычных больше к древкам бейсбольных бит, перекладинам штанг и рукояткам волын, неохотно шлепали невпопад, так как смысла происходящего никто не понимал. Даже я, приехавший в Тярлево по личной просьбе Тюльпанова, чтобы сделать об этом телесюжет. Зачем никому не известный Волчек вдруг избирается каким-то председателем никому не нужной муниципальной палаты? Это же даже с точки зрения информационного повода ниже плинтуса!

Я спросил у Тюльпанова:

— А что, Костя Могила так проспонсировал «Единую Россию», что теперь нужно каждого его бригадирчика именем Путина двигать в сраную муниципальную кормушку? Неужели откаты со скамеек в скверах и детских площадок во дворах стали интересны?

Тюльпанов ответил, в глазах его была тоска и усталость:

— Это сверху сказали. Мне, ты думаешь, это надо? Приказ есть приказ.

Кто отдавал приказы Вадиму Альбертовичу в 2000 году? Губернатор Яковлев, знавший через Ирину Ивановну, что бизнес Тюльпанова — акционерное общество «Меркурий» — создан на деньги тамбовского общака? Илья Трабер, фактический владелец Морского порта, спонсировавший практически всю петербургскую публичную политику? Или сам Владимир Путин, не только связанный с Трабером через однокурсника Корытова, но и благоволивший к нему все время, позволивший взять под контроль порт, приносивший огромные доходы, которые легче легкого было спрятать в офшорах или просто вывести за границу с минимальными налогами? Или все-таки Бадри Патаркацишвили, близкий друг Кости Могилы и Березовского? Тогда я задумался над этим ребусом. Откуда вообще взялся Тюльпанов в политике? Зачем ему, специалисту по морским перевозкам и транспортной логистике, очень богатому предпринимателю, вдруг потребовалось в 1998 году идти на выборы в городской парламент? И сразу на лидирующие позиции? Каждый депутат, проголосовавший за его председательство (сначала за вице-спикерство), получал по пятьдесят тысяч долларов. Кто платил? Конечно, сам Тюльпанов вполне мог выложить три миллиона за мандат вице-спикера, но в конце девяностых в России это было бы нарушением негласного требования Кремля: в регионах власть не покупается без высочайшего одобрения, и криминальные деньги не участвуют напрямую в политике. Сначала их надо типа отмыть через какую-то политическую структуру и только потом тратить. А если кто нарушает, тот враг. В Петербурге особенно — слишком стремный город. Если все начнут покупать должности на выборах без контроля чекистов и Кремля, то страну разорвет на части. И это станет прямым нарушением договоренности с западными партнерами: Ельцин дал гарантии территориальной целостности, получая финансовые и политические кредиты.

Когда политтехнологи работали в регионе, строя предвыборную стратегию кандидата, первую встречу проводили с начальником управления ФСБ. И открывали карты: кто спонсор, какие суммы, какие реальные перспективы и так далее. Алексей Кошмаров, который вел предвыборную кампанию Владимира Яковлева и потом блока, в который входил Тюльпанов[530], на мой вопрос «откуда дровишки?» ответил не моргнув глазом: из порта. То есть от Трабера и Южилина[531]. То есть те, кто позволял Траберу и Южилину разрабатывать эту золотую жилу, обязали их финансировать Яковлева и Тюльпанова. В принципе, это логичное решение. Но кто они? Несложно догадаться: Морской порт города всегда был буквально пронизан агентурой КГБ, контролировавшей не только руководство с самого низшего уровня, но и вообще всех и вся. Тут и промышленный шпионаж, и внешняя разведка — аналитики самым тщательным образом следили за транзитными грузопотоками, ибо это лучший способ наблюдения за экономической активностью как западных стран, так и друзей по СЭВ[532], да и Пятое управление[533] всячески наблюдало за контактами с иностранцами, и контрразведка[534].

В управлении порта службы КГБ занимали целый этаж с сотней кабинетов. Когда началась перестройка и деньги партии стали рассовываться в различные СП[535], в основном связанные с экспортом-импортом, первым делом порт превратили в конгломерат различных кооперативов и арендных предприятий. Деньги от морских перевозок всегда немного черные. Судно разгружается-погружается, бункеруется, то есть получает горючее и пресную воду, ему нужны буксиры и лоцманская проводка. И все это валюта, которую либо привез капитан налом, либо перевела одна судоходная компания на счет другой. А рабочие-докеры получают хоть и высокую зарплату, но в рублях. И это в тысячи раз меньше, чем даже аренда причальной стенки. В порту — пограничники и таможенники, охрана и транспортная милиция. Силовики. Если их не координировать, суда вовремя не разгрузятся. И логистические фирмы, организующие потоки грузов, изменят маршруты — контейнеры повезут фурами из Хельсинки или Таллина, Клайпеды или вообще Гамбурга. Кто-то должен РУКОВОДИТЬ: управлять потоками денег, отсыпать плату таможенникам и ветсанслужбе, всяким карантинным инспекторам, санитарным врачам, обеспечивать работу буксиров и лоцманских ботов, чтобы не бастовали, не залупляли[536] нереальную цену шипчандлерам[537] и стивидорам[538]. И вообще, порт представляет собой огромный механизм, который при правильной настройке производит огромные неподконтрольные деньги. Но только, повторю, если его настроить правильно.

Малейший сбой — и вместо прибылей пойдут убытки. Да и город вполне может оказаться без продовольствия. А это уже политическая ошибка. В конце восьмидесятых и в течение всех девяностых Ленинград — Санкт-Петербург мог взорваться народными волнениями в течение недели без импортного табака — отдельные случаи в начале девяностых бывали, и я сам беседовал с обезумевшими работягами, перекрывавшими Невский:

— Ты, депутатик, знай: у нас на Кировском заводе такие настроения — если что, расфигачим ваш Ленсовет в течение одной смены, нас двадцать тысяч, на Ижорском — десять, на Выборгской стороне рабочие поднимутся, так от вашего Смольного камня на камне не останется!

В начале девяностых питерский порт представлял собой, по сути, колхозный рынок, где тысячи продавцов арендовали прилавки — мелкие участки работы. И платили три копейки в кассу, а рубль в час — братве. Вокруг складывалась бригада со своим общаком, и главный стационарный бандит контролировал ее