Читать книгу - "Мобилизация организма. На что способно наше тело в экстремальных условиях - Ханнс-Кристиан Гунга"

мог этого сделать, так как я еще не был к этому готов; но действовать надо было быстро, чтобы не потерять место. Тема эта каким-то образом сильно его заинтересовала, и однажды, весной 1987 года, он спешно позвонил мне и спросил: «Есть ли у Вас свидетельство о геологическом образовании?» Это было гениальное решение. Я подал заявление вместе с дипломом и в мае 1987 года был принят на должность геолога в Физиологический институт, хотя еще не завершил медицинское образование. Изучив правила замещения вакантных должностей в Свободном университете Берлина, Кирш узнал, что для приема на работу требуется только диплом об образовании, не обязательно профильном. Как я убедился в последующие годы, Кирш обладал великим даром находить неординарные решения, особенно в тех случаях, когда на пути к цели возникали бюрократические препоны. Превосходный пример этой способности был явлен спустя несколько месяцев после моего назначения в рабочую группу. Одна лаборантка изъявила желание поставить зеркало в раздевалку. Соответствующее заявление было направлено руководству и сразу же отклонено. Тогда Кирш заказал для Физиологического института «человеческий рефлектор», и эта просьба была немедленно удовлетворена.

Вскоре состоялось наше совместное научное «боевое крещение». В 1988 году – я к этому времени уже сдал государственные экзамены и получил разрешение на врачебную практику – должна была состояться научная экспедиция в Гану, в Субсахару. Общество технического сотрудничества (ОТС), ныне Общество международного сотрудничества (ОМС), попросило провести исследование условий труда на ганских золотых приисках. В этих условиях играли роль как физические и климатические нагрузки на приисках и вне их, так и состояние здоровья и питание работников. Важная и интересная тема, прекрасный старт для меня в области физиологии человека в экстремальных условиях окружающей среды.

После работы в рудниках, которая напомнила мне мои прежние геологические изыскания, я занялся научным исследованием темы высотной физиологии в работах Натана Цунца, а в девяностые годы сосредоточился на приспособлении человека к умеренным и экстремальным высотам в Альпах и Андах при длительных физических нагрузках и в условиях изоляции. В частности, я исследовал синтез и секрецию кроветворного гормона эритропоэтина, больше известного по аббревиатуре ЭПО. Так как к тому времени были получены данные о том, что в условиях невесомости выработка этого гормона уменьшается, я смог провести соответствующие исследования на космических кораблях «Шаттл» и «Союз». Так после исследований в глубине рудников, после изучения выносливости в условиях высокогорья я, наконец, оказался в космосе. В 1997 году, будучи в доцентуре, я свел воедино данные моих лабораторных и полевых исследований и в том же году получил должность приват-доцента. Теперь передо мной, как и перед всяким уважающим себя приват-доцентом, встал вопрос: когда, как и насколько успешно я стану профессором?

В моем случае самым интересным было «как», поскольку раньше начавшиеся исторические события по необходимости оказали влияние на мое становление как ученого: падение стены в 1989 году, последующий выбор Берлина в качестве места пребывания правительства, а также учреждение Немецкого агентства по исследованию космического пространства (НАИКП). НАИКП, находившееся в Бонне, стало организационно и по существу преемником НОИИАКА и уполномоченным органом Федерального министерства исследований и технологии в сфере космических исследований. Задачей НАИКП стало, по поручению федерального правительства, планирование германской космонавтики, проведение немецких программ космических исследований, а также распределение заданий и ассигнований в рамках имеющихся средств, например финансирование университетов, защита интересов немецкой космонавтики в международной области, особенно в сотрудничестве с Европейским космическим агентством. После того как канцлер Коль и Горбачев договорились об объединении Германии, впереди замаячила перспектива совместной космической миссии («Мир-92»).

Вскоре после этого Карлу Киршу позвонили из Бонна (из НАИКП) и спросили, не сможет ли он в кратчайший срок подготовить дизайн одного медицинского эксперимента для станции «Мир». Сделать это надо было во что бы то ни стало. Лаборатория низких температур Свободного университета, прямо в кампусе нашего тогдашнего Физиологического института в Берлин-Далеме, построила измерительный агрегат. Это был ультразвуковой прибор для измерения толщины кожных покровов на голове и на ногах, для того чтобы оценивать смещение жидкости вдоль оси тела астронавта/космонавта в условиях невесомости. Монтаж и испытания аппарата прошли быстро и гладко с самого начала благодаря тесному сотрудничеству с НАИКП, с российскими коллегами и тому факту, что подобный прибор был уже разработан для запланированного на следующий, 1993 год, полета немецких астронавтов на борту шаттла STS-55 (Система космической транспортировки, Space Transportation System). Мы испытали прибор в климатической камере института, а также подвергли нагрузкам на центрифуге, а затем передали его российским космонавтам.

Весной 1992 года с Байконура стартовал космический корабль с немецким космонавтом Клаусом-Дитрихом Фладе на борту. Полет продолжался одну неделю. Фладе стал первым западногерманским космонавтом, прибывшим на космическую станцию «Мир». В 1997 году, пять лет спустя, на станцию отправился доктор Райнхольд Эвальд и пробыл на ней один месяц. В рамках этой миссии я смог провести эксперимент по изучению кроветворения при длительном пребывании в космосе. Результаты этого эксперимента были опубликованы в авторитетном журнале «Ланцет». Обе миссии на «Мире», в 1992 и 1997 году, сыграли решающую роль в установлении взаимного доверия. Эти миссии заложили фундамент успешного сотрудничества России и Германии в области космонавтики, которое продолжается на борту Международной космической станции (МКС). Космонавтика – это тоже поле для взаимопонимания между народами, что с самого начала хорошо понимали Коль и Горбачев.

В октябре 1997 года НАИКП, в рамках реорганизации немецкой космонавтики, было преобразовано в Немецкий институт авиации и космических полетов (НИАКП). В Агентстве космических исследований в Бонне и в космической промышленности росло понимание того, что имеет смысл создать научный центр «Исследований космоса» в университетах и исследовательских учреждениях столицы. Так, в 2000 году по инициативе НИАКП состоялось учреждение Центра космической медицины в Берлине (ЦКМБ), в котором были объединены шесть исследовательских групп Свободного университета. Одновременно, совместно с космической промышленностью (AIRBUS, Бремен), заводом Кейзер-Треде (ныне OHB, Бремен) и одним частным учредителем, берлинским врачом и одновременно представителем организации «Еврейские врачи Германии» доктором Скобло, были проведены переговоры с целью создания фонда для оплаты труда профессоров космической медицины в Свободном университете Берлина. Учредителям фонда это представлялось необходимым, потому что профессорская должность Карла Кирша в списках руководства университета была обозначена зловещей аббревиатурой «в. л.» – возможна ликвидация. Таким сокращением обозначались должности, которые, по мнению администрации, подлежали сокращению из соображения экономии средств. Переговоры с различными организациями и их представителями, включая и университет, поначалу шли очень непросто, поскольку оплата профессуры из частных фондов была тогда для Свободного университета делом совершенно новым.

Потом начались неприятные события. Один из потенциальных учредителей отказался от участия, и надо было найти нового. Это удалось сделать, но все закончилось 1 февраля 2003 года: после двухнедельного нахождения на орбите 113-я миссия шаттла STS-107 завершилась после трагической катастрофы на корабле «Колумбия», в результате которой погибли все семь членов экипажа. Я понимал, что учреждение фондовой профессуры,