Читать книгу - "Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова"

семья из четырёх человек: бабка, её дочь с мужем и их маленький ребёнок. Сын бабки служил в армии. Вскоре после того, как я поселилась в этой квартире, он погиб во время учений. Разбился при десантировании с самолёта: не раскрылся парашют. Семья жила замкнуто. Бабка и её дочь, как мне казалось, с соседями практически не общались. Меня они просто не замечали. У них были очевидные виды на комнату Фени путём выживания её в дом престарелых, а тут я появилась, улучшив её финансовое положение и моральное состояние. Зятёк между тем стал проявлять ко мне недвусмысленный интерес. Окно их комнаты выходило на улицу, из него было видно крыльцо дома. Так вот этот тип за мной шпионил. Отслеживал, когда я прихожу, кто меня провожает и как мы прощаемся.

От жены, видимо, тоже не укрылся его интерес ко мне. Уж не знаю, кто из них или оба вместе регулярно ходили в милицию и стучали на меня. Две повестки явиться в милицию я проигнорировала. В третьей пригрозили штрафом в случае неявки. Пошла. Разговор обычный: нарушаю паспортный режим, проживая не по месту прописки, а главное, соседи возражают. Выслушав меня, начальник милиции мне и Фене посочувствовал. Я понимала, что с ним на определённых условиях можно договориться. Он не намекал на взятку, а терпеливо ждал. Но я не умела давать взятки, так и ушла с конвертом в кармане. После трёх месяцев проживания пришлось съезжать от Фени. Расставаясь, обе были в слезах. Позднее я узнала, что соседи таки выжили её в дом престарелых и заняли комнату.

Меня приютила Евгения Адольфовна. Годом раньше, летом, я уже жила у неё, когда она уезжала отдыхать в Гагры и просила меня присмотреть за её котом. Собаку и старого кота она пристроила к кому-то на дачу. Молодого большого сибирского кота пристроить не удалось. Комнаты Адолевны были на первом этаже двухэтажного флигеля с отдельным входом. На втором этаже жила молодая дворничиха, у которой почти ежедневно собиралась весёлая компания. Соседка Адолевны, Мария Максимовна, тоже куда-то уехала. Так что я была в квартире одна. Впервые за несколько лет у меня появилась возможность побыть одной без постоянного постороннего взгляда. Я наслаждалась одиночеством, но жизнь отравлял кот. В целях безопасности я хотела на ночь закрыть окно. На окне была решётка, не прикрученная к нему, чтобы в случае пожара её легко можно было вынуть. Всё-таки я ночевала одна, народ крутился во дворе разный. К тому же район Марьиной рощи – не самый спокойный. Окно хотелось прикрыть. Как только я его закрывала, кот устраивал мне форменный скандал. Садился напротив меня, смотрел круглыми злыми глазами, истошно орал и колотил по полу прямым, как палка, хвостом.

– Не открою, хоть оборись!

В ответ злой вой и по полу хвостом – бум, бум. Я не выдерживала, открывала окно и выпускала кота:

– Иди! И чтоб я тебя, паразита, не видела!

Как же – не видела! Обойдя вокруг дома, через десять минут кот возвращался через дырку в чулане, вентиляционное окошечко в кухне, входил в комнату и проверял, открыто ли окно. Обнаружив закрытое окно, устраивал мне уже описанную сцену. Ему не нужна была кошка – он был кастрирован, все свои отправления совершал в тазике с песком, который стоял под роялем. Думаю, ему нужно было ощущение свободы и власти на этой территории. Я не могла закрыть двери ни в кухню, ни в комнату, не говоря уже про окно. Так он и шастал всю ночь туда-сюда.

– Да чтоб ты пропал, паразит! – ворчала я.

Он и пропал, но не по моей вине. Я прожила июль в квартире Адолевны. Подошло время моего отпуска. Я собиралась к родителям в Мурманск. До приезда Адолевны с юга оставалось две недели. Надо было что-то делать с котом. Я уговаривала Люду Кастомахину пожить вместо меня. Та наотрез отказалась:

– Хоть стреляй меня, я тут ночевать не буду! Кота возьму к себе.

Кот у неё в квартире забился под диван и просидел там неделю. Люда извлекла его из-под дивана и решила прогулять, держа на руках. Конечно, он вырвался и убежал. Только его и видели. Адолевна по приезде, узнав о пропаже кота, расстроилась. Я – нет.

Итак, летом 1963 года я опять оказалась у Адолевны, которая, на моё счастье, пригрела меня. У неё была собака – небольшой рыжий пёсик, любовь всей студии. Ему дали величественную кличку Креонт в честь древнегреческого мифического царя, которой он явно не соответствовал, поэтому в просторечии его звали Криша, или, чаще, Кришка. Ветеринарный врач, выписывавший ему собачий паспорт, не мудрствуя лукаво в графе «кличка» поставил: «Гришко». Ещё у Адолевны был старый-старый рыжий кот Фома. Ему было лет двадцать, если не больше. По кошачьим меркам – долгожитель. В былые годы Адолевна с мужем, отправляясь в отпуск с палаткой на лодке по какой-нибудь реке, всегда брали Фому с собой. Когда-то он был боевым котом, один глаз у него не видел – его поцарапала лиса во время охоты в поле. Раньше он никого, кроме хозяев, к себе не подпускал. Постарев, стал сентиментальным, просился на руки. Ходил, шатаясь от старости. Прежде чем запрыгнуть на табурет, долго-долго раскачивался, собираясь с силами. Запрыгнув, должен был отдышаться. Зубов у него практически не было. Он любил сладкую творожную массу, которую жевать не надо. Короче говоря, дряхлый старик с неухоженной шерстью, вылизывать которую у него уже не было сил. Адолевна его обожала! Ночью Фома спал у неё в ногах, а под утро переходил на подушку и спал, обняв голову Адолевны лапами. После отъезда Адолевны на юг я перебралась с раскладушки на её диван. Фома своей привычки не изменил. Теперь он спал у меня в ногах, а на рассвете, медленно ступая, пошатываясь, шёл по мне и, достигнув подушки, плюхался мне на голову. С котом на голове я спать не могла, сбрасывала его на пол. Он шёл в конец дивана; долго раскачиваясь, наконец запрыгивал на него. Отдышавшись, начинал свой медленный путь по мне до моей головы. Сколько бы я его ни скидывала, он проделывал то же самое. Динамический стереотип, выработанный годами, сбоя не давал. Борьба шла с пяти до шести утра, когда надо было вскакивать и бежать на работу. Совершенно не высыпалась.

В общем, лето выдалось не из лёгких. Накануне отъезда на юг Адолевна устроила вечеринку.