Читать книгу - "Время в моей власти - Геннадий Иванович Атаманов"

герои труда, потихоньку – на пенсию… Казалось бы, наоборот, на этих людей можно в первую очередь опереться – но это в том случае, если бы власти хотели добра, порядка, справедливости. Нормы…

Никаких "ошибок" не было. Ельцинский режим – преступный режим. Именно так: преступный режим. Это и так ясно, но наверняка есть и документы – да и некоторые ведущие деятели режима еще живы. Многое могли бы рассказать…

Сцены из жизни, когда я был редактором многотиражной газеты.

Сижу в столовой, обедаю. Смотрю, к моему столу с улыбкой, с подносиком направляется генеральный директор. Подсаживается.

– Что вы там такое в газете написали, Геннадий Иванович?..

– ?!

– Да сейчас вот (далее – называет фамилию начальницы одного из отделов) в приемной так визжала, так визжала! Я в кабинете сидела – и то у меня уши заложило!

Всё понятно. Одна из моих статей на общеполитические темы. Я всего-то их написал, за все годы перестройки, штуки три-четыре: "Крибле – крабле – бум-с!" – об институте Крибла, конторе по развалу России; "Не попадитесь на дурилку картонную" – к выборам… И каждый раз получал та – а – кую истерику фабричных "демократов"!

Сантехник Гельфанд (пожизненный, кстати, секретарь партбюро водопроводного цеха) прибежал и перекрыл кран в туалете близ редакции – где мы брали воду для чая и прочее…

В кране не было воды…

Да похвастался об этом редакционной "демократке" – а та его нам выдала. Однако, чтобы включить воду, пришлось мне идти аж к начальнику цеха!

Гельфанд проводит собрание.

Но Гельфанд не унялся, и грозился заменить в туалете унитазы на так называемую "чашу Генуи" – как на вокзале, вроде корыта. Тогда я выдал в газете заметку: "Сан-ремонтники грозили чашей Генуи". Думаю, Гельфанд заголовок оценил – человек он образованный, начитанный.

Эпопея, однако!

Всё это казалось мне анекдотом – с тем же Гельфандом у меня были нормальные отношения и до, и после того. Взглянуть на дело серьезнее пришлось, когда стены возле редакции оказались исписаны ругательствами в мой адрес – мелом, пол-метровыми буквами… Хотя нет, это тоже смешно: на "Вы" обращались! Вы, растакой-то сякой… Сказывалось еще комсомольско-советское воспитание, да и писали-то, судя по всему, женщины-работницы, русские – предприятие женское.

Но вот телефонный звонок!.. Это уже нечто. Звонила женщина, явно – ИТР (инженерно-технический работник, то есть).

– Кто вам это разрешил напечатать?!

В голосе такая лютая злоба, что я даже растерялся. Это отнюдь не реакция на критику, советских времен. Злоба – и ненависть!

– Кто вам это разрешил?!!

Я начал чего-то бормотать о плюрализме (да и вообще мы никогда ничего ни у кого не спрашивали, даже у парткома!), но там уже бросили трубку.

До сих пор слышу этот голос!

Это вам примеры из самой жизненной гущи.

А в целом по стране был настолько мощный, яростный, злобный "революционный порыв" – сверху – и донизу! От фабричного сантехника – до академика и знаменитого артиста!

Наука, наука, наука должна обратить внимание на этот феномен!

Теоретически рассуждая, "демократические" массы, "демократические" деятели должны ведь понимать весь ужас фигуры Ельцина, всю лживость, фантасмагоричность "демократической" верхушки, гнусь и мерзость телевизионной шатии-братии… Нет, какого-то житейски логического объяснения тут не найти.

Наука!..

Но вернемся опять в гущу. Среди визгов, описанных стен и сантехнических страстей поддержал меня только один человек: заместитель генерального директора.

– Я забежал только на минуту, пожать руку, – сказал он.

Потом сел посреди комнаты на стул, и задумчиво произнес:

– Но вообще, так писать… это, наверное, слишком смело… вы же понимаете…

И еще раз произнес, как бы для себя, и еще…

Дружеские отношения между нами установились давно, когда он был небольшим начальником, а стал большим – так еще лучше…

А вскоре он погиб. Убили. Принимал у себя в кабинете деловых партнеров, вышел в приемную проводить, о чем-то заспорили, один из "партнеров" выхватил пистолет… "Партнеры" вышли на улицу, сели в машину и уехали.

Вот и всё…

После публикации в своей многотиражке, в начале 1990-х, нескольких статей на общеполитические темы, судя по всему, прослыл я в трудовом коллективе производственного объединения "коммунистом", "противником реформ", "красно-коричневым"…

Нет, мню о себе высоко: противники реформ – это где-то там, далеко, в Москве, с ними борются сторонники реформ, демократы, а здесь, на фабрике… Вопрос ко мне был, в общем-то, один : ты кто такой?!

Прихожу как-то в редакцию, уже и газета не выходила – посмотреть, что и как, да цветочки полить, чтоб не засохли. Сижу, тишина. Вдруг – звонок, по местному телефону. Поднимаю трубку и слышу нечто косноязычно-шепелявое:

Ельцин, Ельцин, во – могуций,

Ленин – цьмо, суцёк вонюций!

Ору : да я с тобой согласен!

В смысле: здоровенный мужик Ельцин, и насчет Ленина все правильно. Но там уже бросили трубку…

То есть, пролетариат, из окна цеха увидел, что я прошел, и решил высказаться.

А сами уже сидели и без работы, и без зарплаты – на трамвайную остановку ходили бычки-окурки собирать. Но телевизор смотрели : от – и до!

И ведь что интересно: еще совсем, ну совсем недавно – попробуй, зайди кто в цех и начни выступать против Ленина!.. Ни в милицию, ни в КГБ оратор живым бы не попал – произошел бы просто-напросто самосуд. Как это – против Ленина?! Вождя мирового пролетариата?!? К тому же излупить кого-либо до смерти-до полусмерти – «пролетариат» такого случая не упустит!

А вообще от работы в многотиражке остались самые теплые воспоминания. Начальство сильно не дергало, платили нормально, когда начались трудные времена (всё по талонам), разными дефицитами профсоюз тоже не обижал. Хотя, кто мы такие – редакция, понимания, думаю, было мало. По простоте душевной – в самом хорошем смысле! Никакими журналистами, нас, разумеется, не считали, так – что-то вроде художников-оформителей. В списках всяких служб мы и обретались рядом, в самом конце. И к лучшему…

Газета не выходила, я ходил, поливал цветочки, пока, наконец, не отнес их к сторожам и пошел увольняться. Нет, сказало мне начальство, газета нужна, будет еще выходить, потерпите. Написал заявление, погулял за свой счет. Пришел – начальство сменилось, и со мной беседовал… негр в золотых очках. Речи те же: газета нужна, но потерпите еще. Пришел еще через несколько месяцев – в кабинете директора… филиппинцы. Или малайцы…

Кончилось же всё