Читать книгу - "Первопонятия. Ключи к культурному коду - Михаил Наумович Эпштейн"

в духовном покое, его мысль обрела точку опоры, он знает истину и согласует с ней свою жизнь, тогда как мыслитель находится в постоянном движении, он ищет и не находит. «Много знает лиса, еж – одно, но важное», – говорит Архилох (фрагмент 201). Если мудрец – еж, то мыслитель – это лиса, которая непрестанно выискивает многообразие смыслов, на которые откликается мысль, не сводя их к одной большой концепции, к одной всеобъемлющей системе. Мыслитель устраивает круговорот понятий – и сам втягивается в него, отталкивая от себя всякую устойчивую точку опоры. Мудрец ценит ясность головы, мыслитель любит головокружение, он опьяняется мыслью скорее, чем отрезвляется ею.

Мыслителя нельзя отождествлять с философом как представителем определенной академической дисциплины. Если философ создает законченные системы или систематически доказывает невозможность таковых, то мыслитель действует по принципу «бриколажа»: «все годится», «что ни попадет под руку и придет на ум, все пойдет в дело». Мыслитель использует любую систему как средство движения мысли за пределы этой системы. Мыслительство – это по сути своей инакомыслие, не политического, а наддисциплинарного уровня. Мыслитель ищет и создает проблемы там, где обыденное мышление не видит проблем, а дисциплинарное мышление считает их решенными или неразрешимыми.

Подобно идеологу и в отличие от ученого, мыслитель работает не столько с научными понятиями, сколько с идеями и идеологемами, то есть с такими понятиями, которые интегрируют в себе оценочность, экспрессивность, эмоциональность, целеполагание. Но в отличие от идеолога, который пользуется готовыми идеями-штампами, мыслитель расщепляет, релятивизирует идеи, рассекает их компоненты и свободно соединяет заново, при этом часто выступая как критик любой идеологии с ее жестким сцеплением предметных и оценочных значений в каждой идеологеме. Например, размышляя о «народе», одной из самых устойчивых идеологем русского национализма и советского коммунизма, мыслитель может расщепить ее на две разнородные составляющие: социальную («трудящиеся», «люди физического труда») и национальную («нация», «население данной страны»), – показав, как одно понятие демагогически подменяется другим. М. Бахтин так характеризовал разницу между идеологом и мыслителем:

Идеолог один из самых страшных человеческих типов. Он бессознательно становится рабом своей умерщвленной части – и это рабство стремится неизбежно обратиться наружу тиранией. Напротив, мыслитель вечно насторожен по отношению к этому отчуждению, к полному окаменению своей мысли, он находится в вечном состоянии творчества, все его мышление всегда и в любой момент снова поставлено под вопрос[235].

Задача мыслителя – не столько убеждать, сколько удивлять, остранять идеи, как искусство остраняет образы.

Если философия есть любовь к мудрости, то мыслительство – любовь к самой философии. Процессуальность мешает мыслителю предъявить результат мышления, который постоянно откладывается на потом. Мыслитель бескорыстен, поскольку не завербован никакой системой и идеологией, но часто и бесплоден, поскольку ничего не дает возрастанию и накоплению мысли, а только волнует ее и сам волнуется ею. Мыслитель не чеканит понятия, не определяет их и не отделяет от других понятий, а пользуется их волновыми свойствами, их зыбкостью, размытостью, способностью незаметно переходить в другие понятия. Поле мысли в этом случае предстает континуальным, а не дискретным.

Здесь уместно сослаться на различение жестких и мягких языков у В. Налимова[236]. Философия – это жесткий язык мысли, а мыслительство – мягкий. Философ использует термины, достаточно определенные в своем значении; шкала распределения их значений тяготеет к высокой частотности и вероятности. Мыслитель, напротив, пользуется достаточно аморфными терминами или употребляет их в малоопределенном значении, как мыслеобразы, как полутермины-полуметафоры, значение которых гораздо менее вероятно и определимо, чем в языке философии, хотя и более дискретно, чем в собственно образном, художественном творчестве. Мыслительство – это широкая зона между философией и литературой, между научностью и писательством. Поэтому и писатели, тяготеющие к созданию обобщенных концепций, и философы, тяготеющие к более свободному языку притчей, мифов и образов, оказываются мыслителями. Т. Манн и А. Камю – мыслители от литературы, а Л. Шестов и Ж. Бодрийяр – мыслители от философии; хотя эти типы движутся от разных полюсов, они встречаются в промежуточной зоне мыслительства.

Если в западном академическом мире стандарты мышления определяются его принадлежностью определенной дисциплине, прежде всего философии, то русская интеллектуальная культура – культура мыслителей по преимуществу. Мыслительство – это исторически реликтовый и вместе с тем проективно-жизнестроительный род деятельности, который одновременно и отстает от философии как дисциплины, и забегает вперед нее. Мыслитель еще не расчленяет понятия, принадлежащие разным дисциплинам, и уже соединяет их, он находится в предфилософском и постфилософском состоянии ума. Если здравый смысл – это успокоенность ума на пред-дисциплинарном уровне, а мудрость – успокоенность ума на пост-дисциплинарном уровне, то мыслительство – беспокойство ума, которое побуждает его метаться, перебегать с уровня на уровень, от дисциплины к дисциплине, нарушать правила одной системы вторжением другой. Андрей Синявский назвал это беспокойство «мыслями врасплох». И наоборот, как только мысли приводятся в порядок, становятся логически предсказуемыми, выводимыми по правилам, иссякает сила мыслительства. «Мысли кончаются и больше не приходят, как только начинаешь их собирать и обдумывать…»[237] Даже более методический мыслитель Л. Витгенштейн в предисловии к своим «Философским исследованиям» отмечал это свойство мыслей уклоняться от избранного направления: «…как только я пытался принудить мои мысли идти в одном направлении вопреки их естественной склонности, они вскоре оскудевали»[238].

Мыслитель не пытается унять это беспокойство мысли и загнать его в строгий порядок системы – он ищет раскрытия каждого явления на такой глубине, где оно могло бы являться сущностью и целью себя самого. На область мышления переносится та заповедь, которую Кант считал основополагающей для этики: всегда относиться к человеку как к цели и никогда не относиться к нему как к средству. Мыслитель относится к мышлению как к цели и не превращает его в средство идеологии, в орудие достижения власти.

✓ Мудрость, Сознание, Творчество, Ум

Народ

Народ – общность людей, связанных языком, культурой, историческим происхождением и судьбой; часто также религией, государством, экономической жизнью.

«Народность» как идеология

«Народ», «народность» – центральное понятие в самых разных российских идеологиях, от крайне левых до крайне правых, от самодержавия до коммунизма и фашизма. Идеология народности была официально провозглашена в 1833 году министром народного просвещения С. С. Уваровым:

…Таковых начал, без коих Россия не может благоденствовать, усиливаться, жить, – имеем мы три главных:

1) Православная Вера;

2) Самодержавие;

3) Народность[239].

Сто лет спустя, в Советском Союзе, два элемента идеологии изменились до неузнаваемости, а третий остался неизменным: партийность, классовость, народность.