Читать книгу - "Длань Господня - Борис Вячеславович Конофальский"

Они все это знали, они ехали к нему в надежде, что его нет дома.

И тут ярость, клокотавшая в нём, полыхавшая словно пламя большого костра вдруг утихла, как будто кто-то залил костёр холодной водой. Он понял, что у него нет выхода, они все знали про порочность его жены, они все считали его посмешищем. Кавалер понял, что его позор никак не смыть иначе, чем кровью.

Шоуберг не должен уехать отсюда живым, иначе на его репутации навсегда будет поставлен крест.

— Шут, а как вы очаровываете женщин? Поёте песенки? Наверное, много песен знаете? Вы, шуты, такие мастера попеть.

— Что? — Ухмылка сползал с лица Шоуберг.

— Брат мой, это было неучтиво, — сказал Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург.

— Вы, кажется, при своём инструменте? А ну-ка, спойте мне, — продолжал Волков, не обращая внимания на слова фон Гебенбурга. — Ну, берите свою виолу, лютню, как там у вас, у шутов, называется эта ваша чертовщина.

— Надеетесь меня оскорбить? — Наконец заговорил фон Шоуберг, прищуриваясь.

— Пытаюсь, да видно, оскорбить подобного господина будет не просто. — Заявил кавалер, теперь пришло время усмехаться ему.

— Вы напрасно это затеваете, Эшбахт, — сказал неизвестный господин. — Леопольд один из лучших мастеров графа.

Волков даже не взглянул на него. Ему уже было всё равно, ему некуда было отступать.

— Отнюдь, вам это удалось, — наконец сказал фон Шоуберг. — Только драться мы будем по правилам и не тут.

— Вы при оружии и не больны, — твёрдо сказал кавалер, — драться мы будем здесь и сейчас.

— Я сказал нет, — твёрдо ответил Шоуберг.

— Он вправе выбирать оружие и место, брат, — напомнил Волкову Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург, которому всё происходящее жутко не нравилось.

А Волков вдруг достал из-за пояса пистолет и взвёл курок:

— Драться мы будем здесь и сейчас. Если вы, господин шут, надумаете повернуться и уехать, я выстрелю вам в спину без всякого поединка. Если я вдруг промахнусь, то я прикажу моим людям стрелять в него.

— Вы забываетесь, Эшбахт, — проговорил фон Гебенбург. — Вы забыли, что господин фон Шоуберг личный друг графа.

— Он подлец и мерзавец, он здоров и при оружии, — твёрдо сказал кавалер, — либо он будет драться, либо я убью его как труса.

— Я не понимаю… — Начал было незнакомый господин.

Но Шоуберг прервал его:

— Я буду драться, если господину обманутому мужу так будет угодно. — Он замолчал, а потом прибавил негромко. — Эти низкородные господа до смешного заносчивы.

В его голосе опять сквозило и высокомерие, и презрение.

— Вот и славно, — сказал Волков и подозвал к себе Хилли, — возьми поводья.

Глава 39

Когда он служил в гвардии герцога де Приньи, герцог поощрял занятия своих гвардейцев в атлетических и фехтовальных залах. Господин поощрял выездку, стрельбу, фехтование и даже игру в мяч. Он часто устраивал конкурсы на владение тем или иным оружием с неплохими призовыми. Меньше всего Волков упражнялся как раз с мечом, разумно полагая, что в сомкнутом строю против закованных в железо людей меч ему может понадобиться в последнюю очередь. Пика, копьё, алебарда, молот, тесак — да всё, что угодно, всё нужно, всё может пригодиться. Но не меч. И поэтому во владении мечом он был далеко не среди первых. Кто ж мог знать, что ему предстоит стать господином и с мечом в руках отсеивать свою честь. Знай бы он об этом в те времена…

Подъехал Роха, забрал у него шубу и пистолет:

— Может, ты зря это затеял, а, Фолькоф? — Негромко говорил он.

— Может, и зря, — ответил кавалер, отвязывая ножны от пояса и предавая их товарищу.

— Хочешь, я прикажу Хилли и Вилли пристрелить его, а ты будешь в стороне, вроде как, — предложил Скарафаджо, забирая ножны.

— Не неси чушь, дурень, — сказал Волков и зло глянул на него, — это моё дело.

— Чёрта с два это твоё дело, — также зло отвечал ему Роха, чуть склоняясь к нему с коня, — тебя, дурака, сейчас зарежут, а что будет со всеми теми, кто живёт на твоей земле? Появится новый хозяин и всех разгонит оттуда, заберёт у нас у всех наши наделы, и куда нам с офицерами и солдатами идти?

Волков промолчал, он сделал несколько движений, разминая кисть. Да, давно он не занимался этим делом. Кисть может и устать с непривычки.

— К тому же ты хромой, а он вон, молодой бык, здоровый, — продолжал бубнить Роха.

Волков невольно глянул на фон Шоуберга, тот уже слез с коня и снимал плащ. Да нет, на быка он не тянул, высок, но ниже Волкова, крепок, но и тут Волков заметно крепче. Да, кавалер хром, но он с удовольствием отметил, что Шоуберг поскользнулся на мокрой глине, когда перекидывал плащ через седло. Его изящные сапожки были предназначены для паркетов бальных зал, а не для поединков на мокрой глине. И Волков благодарил Бога за свои грубые и некрасивые кавалерийские сапоги с каблуками и гвоздями в подошве. И ничего, что он хром, эти сапоги сглаживали преимущество шута в подвижности.

Но больше, чем Господа, он благодарил старого епископа Малена отца Теодора, за его роскошные подарки. За колет и перчатки со вшитой в них кольчугой. Вот! Вот на них-то он больше всего и уповал. Поэтому и требовал он поединка здесь и сейчас, а не когда-нибудь в фехтовальном зале, где пришлось бы снять всё до рубахи, и где на них смотрела бы куча народа. Нет, именно тут и сейчас он хотел драться с шутом, пока его тело затянуто тончайшей и незаметной кольчугой от паха и до подбородка. А его руки в перчатках чёрной замши, могут перенести безболезненно прикосновение даже самого остро отточенного железа.

Ну конечно, этого можно было ждать. У шута этот новомодный меч, что на родине Рохи зовётся эспадой, а тут зовётся дворцовым мечом. Он узок, его гарда почти полностью закрывает руку. Он лёгок и быстр. И на первых минутах, пока Шоуберг будет свеж, преимущество будет за ним. Главное для Волкова в эти первые минуты не дать ему возможности понять, что на кавалере кольчуга.

Волков, рассекая мечом воздух, пошёл на открытое место между холмом и дорогой, где не было кустов. Он остановился там, продолжая разминать руку.

Шоуберг что-то сказал своим спутникам и тоже пошёл на то место.

Кавалер с удовольствием наблюдал, как тот не спешит, почти семенит по грязи, боясь делать большие шаги.

— Господа, — кричал юный