Читать книгу - "Дмитрий Пожарский против Михаила Романова - Александр Борисович Широкорад"

А что делал наш знакомец Пафнутий? Молчал. И, кстати, это была самая выгодная для него позиция. Это молчание после активной деятельности во время восстания Болотникова, когда Пафнутий рассылал грамоты, обличающие повстанцев, периодически являлся в действующую армию, дало повод некоторым историкам заявлять, что Пафнутий умер в 1611 г. Однако никаких иных доказательств, кроме предположения — раз молчал, значит помер — у них не было.

Патриарх Игнатий не строил иллюзий относительно своего положения в Кремле и с первой же оказией решил бежать. 27 декабря 1611 г. вместе с обозом гетмана Ходкевича он отправился к королю Сигизмунду под Смоленск. В ноябре 1612 г. Сигизмунд взял «патриарха» Игнатия с собой в поход на Москву После провала похода Игнатия поселили в униатском Троицком монастыре в Вильне. Архимандриту монастыря Вельямину Рутскому удалось уговорить Игнатия принять унию. В январе 1615 г. король Сигизмунд пожаловал Игнатия большим имением. В королевских грамотах он именовался «патриархом московским, на сей час в Вильне будучим», где «успокоенья нашего с Москвою дожидается».

...А теперь вернемся к первому ополчению. Идти на Москву с одними рязанцами, да еще имея в тылу остатки тушинского воинства, было опасно. И Прокопий Ляпунов делает удачный тактический ход. Он вступает в союз с этим воинством. Увы, этот тактический успех приведет первое ополчение к стратегической неудаче и будет стоить жизни самому Прокопию. В феврале 1611 г. Прокопий отправляет в Калугу своего племянника Федора Ляпунова. Переговоры Федора с тушинцами приносят успех. Новые союзники выработали общий план действий: «приговор всей земле: сходиться в дву городех, на Коломне да в Серпухов». В Коломне должны были собраться городские дружины из Рязани, с нижней Оки и с Клязьмы, а в Серпухове — старые тушинские отряды из Калуги, Тулы и северских городов.

Так начало формироваться земское ополчение, которое позже получило название первого ополчения. Помимо рязанцев Ляпунова к ополчению примкнули жители Мурома во главе с князем Литвиновым-Мосальским, Суздаля с воеводой Артемием Измайловым, из Вологды и поморских земель с воеводой Нащекиным, из Галицкой земли с воеводой Мансуровым, из Ярославля и Костромы с воеводой Волынским и князем Волконским и другие.

Тем не менее, этих ратников Ляпунову показалось мало, и он рьяно стал собирать под свои знамена всякий сброд. Ляпунов писал: «А которые казаки с Волги и из иных мест придут к нам к Москве в помощь, и им будет все жалованье и порох и свинец. А которые боярские люди, и крепостные и старинные, и те б шли безо всякого сумненья и боязни: всем им воля и жалованье будет, как и иным казакам, и грамоты им от бояр и воевод и ото всей земли приговору своего дадут».

Таким образом, в первом ополчении наряду с профессиональными военными — дворянами, боевыми холопами, стрельцами — были и казаки, причем последние составляли большинство. Слово «казаки» у подавляющего большинства наших современников ассоциируется с казаками XIX — начала XX века, то есть с теми, кто с Платовым воевал с Наполеоном и лупцевал нагайками студентов и рабочих в 1905 г. В те времена казаки были особой частью регулярной русской армии. У них не только была своя форма, свои обычаи и традиции, но и дисциплина поддерживалась практически на том же уровне, что и в драгунских или гусарских войсках. В начале же XVII века у донских и запорожских казаков какая-то дисциплина соблюдалась во время походов. Конкретно, все казаки должны были безоговорочно выполнять приказы атамана. В мирное же время власть атамана была весьма ограниченной. В любой момент донцы могли собрать круг, а запорожцы — раду и отобрать у атамана булаву, а то еще и «посадить его в воду», то есть утопить в Доне или Днепре, соответственно.

У донцов и запорожцев XVI—XVII веков наблюдалась определенная двойственность поведения. В казаки принимали только христиан, причем подразумевалось, что каждый христианин, приходящий на Дон или в Сечь, православный. Попы у казаков были только православные. Святотатство сурово каралось казаками. В борьбе с турками и татарами казаки старались выставить себя защитниками веры христианской и народа православного от басурман. Между собой казаки были предельно честны, кража у своего брата-казака влекла за собой тяжелое наказание.

Но вот начинается казацкий набег на русские земли, и казаки нещадно убивают православных, а бывали случаи, что и продавали пленных христиан туркам в рабство. Грабеж на войне считался чуть ли не доблестью. Казаки грабили не только города и деревни, но и монастыри и церкви.

Казаки отличались личной смелостью, превосходным знанием тактики и материальной части. Казаки виртуозно владели холодным оружием и очень метко стреляли на дистанции, в два-три раза превышавшей дальность эффективного огня западноевропейской пехоты.

В целом роль донского и особенно запорожского казачества в ходе Смуты была негативна. На их совести десятки спаленных городов, десятки тысяч убитых и угнанных в рабство жителей. Однако не следует забывать положительной роли казаков. В годы Смуты они по-прежнему были щитом России от агрессии крымских татар и Оттоманской империи. Так, в 1605—1606 гг. запорожские казаки взяли турецкие города Белгород (Днестровский), Килию и Варну. Весной 1609 г. запорожцы опустошили окрестности Измаила, Килии и Белгорода. В 1606—1613 гг. запорожские и донские казаки совершали набеги на Крым. Все это, естественно, ослабляло нападения басурман на Русь.

Но это все относится лишь к донским и запорожским казакам. В Смутное же время появились многие тысячи местных казаков из крестьян, посадских людей, опустившихся дворян и различных деклассированных элементов. Как ни странно, в нашей исторической литературе подобные казаки не получили никакого названия. Большинство авторов называло их просто казаками, а советские историки там, где им виделась антифеодальная направленность действий казаков, называли их «восставшими крестьянами» и т.п. В годы же Смуты современники именовали таких казаков «ворами», причем тут имелись в виду не только разбои, но и антигосударственная деятельность. Поэтому я рискну ввести новый термин — «воровские казаки».

Воровские казаки в бою были куда менее дисциплинированны, чем донцы или запорожцы. Они хуже владели оружием и не знали тактики.

Воровские казаки представляли для Московского государства особую опасность. Донцы или запорожцы могли за плату выполнить определенную боевую задачу, ну, естественно, пограбить в меру сил, получить обещанное жалованье и с песнями отправиться на Дон или в Сечь. У воровских же казаков не было Сечи, для них Смута была источником существования. Конец Смуты означал если не ответственность за совершенные преступления, то, по крайней мере,