Читать книгу - "Краматорские тетради - Александр Артурович Сурнин"

Большие, чем говорилось в официальных сообщениях, потери понесла национальная гвардия, пытавшаяся прорваться в Славянск со стороны Былбасовки. Если руководство АТО говорило о двух погибших здесь, то местные жители говорят совершенно о других цифрах: «Погибло человек сорок. Они бежали на двух джипах по дороге мимо нашего дома. В центре села у колодца перевязались, оставили окровавленные бинты и уехали в сторону Барвенково».

Не говорит руководство АТО и о солдатах-срочниках, отказавшихся стрелять в блокировавших дорогу местных жителей и расстрелянных после этого своими же – национальной гвардией. Так под селом Дмитриевка у Краматорска, по словам жителей села, было расстреляно двенадцать человек. На горе Карачун, по утверждению жителей села Андреевка, было расстреляно десять человек. По непроверенным данным, в районе Волновахи был расстрелян из пулемёта автобус с тридцатью солдатами, отказавшимися участвовать в АТО и решившими возвратиться домой.

Приблизительный подсчёт убитых со стороны сил АТО даёт цифры, определённо приближающиеся к 200–220 человек, не говоря о потерях, случившихся не на поле боя, а во время взрывов и крушений военной техники в местах дислокации и во время учений. Взорвавшаяся САУ, сгоревшая бронетехника, упавший штурмовик и свалившийся в реку «град» якобы чудесным образом не повлекли за собой человеческих жертв.

14 человек, включая генерал-майора, погибли в сбитом 29 мая вертолёте на горе Карачун и к прежним подсчётам приплюсованы не были.

В какую графу отнести 40 человек, из которых 20 милиционеров, погибших во время обстрела национальной гвардией горотдела милиции в Мариуполе? Они не были участниками АТО, они охраняли порядок в своём городе. Они не были повстанцами – они отказались выполнять распоряжение своего начальника-самодура, начавшего стрелять из пистолета в своих подчинённых. Их похоронили на тех же кладбищах, что и погибших в тот день повстанцев-мариупольцев.

В. Чепурко («Комсомольская правда», 16 мая 2014) приводит общую цифру в 349 человек, погибших с начала января 2014 года. Она включает погибших на Майдане и сгоревших в Одессе, но – и число погибших на Майдане, и число погибших 2 мая в Одессе ещё будет иметь уточнение в сторону увеличения. Слишком много людей пропало без вести во время событий на Майдане. И слишком многих людей недосчитываются в Одессе, где говорят о 120 погибших в Доме профсоюзов.

Если учесть около 130 человек погибших повстанцев и около 50 человек мирных жителей, многих из которых силовики из АТО включили в отчётность как ликвидированных террористов, то только на Донбассе общее число жертв с конца апреля до конца мая доходит как минимум до 560 человек.

Во время поздравления П. Порошенко в связи с его победой на президентских выборах Госдеп США намекнул, что Запад стерпит жертвы в размере 2–3 тысячи человек, и особых возражений это не вызовет.

Неужели нам ждать ещё полторы тысячи убитых, чтобы у Запада возникли «возражения» и он начал реагировать на бойню на Донбассе? Любая человеческая жизнь бесценна, называют ли человека сепаратистом или бандеровцем, исповедует ли он те или иные взгляды. Не пора ли подумать, что человеческие жизни стоят значительно дороже, чем политические амбиции и желание утвердиться на вершине власти, забывая, что эта вершина сложена из горы трупов?

Горе – везде горе. И на Донбассе, и в Галичине. И всех жалко. И тех и других. Но это сейчас жалко всех, спустя какое-то время. А тогда…

Когда по украинскому телевидению передали о том, что во Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской областях объявлен траур по поводу «погибших бойцов АТО», в Краматорске о них не пожалел никто. Один мой товарищ, милейший и добрейший человек, объяснил мне это так:

– Ты не удивляйся. Ты представь: когда они уходили сюда воевать, их там, на западенщине, провожали всем селом. С самогонкой и гармошкой. И говорили: «Поїзжайте, хлопцi, пострiляйте там отих поганих москалiв, та й повертайтеся. Ще й грошей заробите». Вот они теперь и повертаються! Только не так, как им хотелось. И конечно, тут же начал подниматься вой. А что теперь выть? Раньше выть надо было. Они нас тоже не мороженым кормить сюда ехали. Мне их не жалко.

Мне нечем было возразить.

* * *

Не побоюсь повториться: ко мне в руки время от времени попадают очень хорошие стихи. Не часто, ну что ж: часто хорошие стихи и не пишутся. Даже в пушкинские времена на одного Пушкина приходилось столько даже не Булгариных, а просто канувших в безвестность рифмоплётов, что иной раз просто удивляешься от осознания того, что Пушкин всё-таки остался, не затерялся среди них.

В то время мне под руку попались стихи моего старого друга Андрея Широглазова. Это были такие стихи, что я не удержался, не пожалел времени, наложил на них видеоряд, благо фотоматериалов было под рукой сколько угодно, и не надёрганных в интернете, а отснятых собственными руками, и запустил этот ролик в интернет. Этот клип быстро разлетелся по интернету. Донбасс его тоже увидел и оценил. А стихи – вот они:

Он однажды случится, этот пасмурный день.

Сядет чёрная птица на родимый плетень,

Крикнет голосом страшным про разор и беду…

Возьму дедову шашку и из дома уйду.

Без сомнений и дрожи оседлаю коня,

Потому что, о Боже, – кто же, если не я?

Далеко до престольной, где жируют враги,

Но под звон колокольный не собьюсь я с ноги,

Не сверну и не струшу, на посул не куплюсь,

Принимай мою душу, православная Русь!

Может, князь и поможет, только где те князья?

Потому-то, о Боже, – кто же, если не я?

От станицы к столице по дороге прямой

Кружит чёрная птица над моей головой

И устало пророчит мне суму да тюрьму,

И коряво хохочет вслед коню моему,

Но меня не тревожит хриплый крик воронья,

Потому что, о Боже, – кто же, если не я?

Поднимайся, Калуга! Кострома, не тяни!

Нам нельзя друг без друга в эти смутные дни!

Нас никто не осудит ни с небес, ни в миру,

Мы же русские люди, а не пыль на ветру!

Мы же чувствуем кожей холод нашей тюрьмы,

Потому-то, о Боже, – кто же, если не мы?

Кто знает, может быть, этот клип – мой самый главный вклад в дело нашей борьбы за самостоятельность. Я не боец, я не брал в руки оружия, я был в