Читать книгу - "Столетняя война за Палестину - Рашид Халиди"

прав, в то время как полмиллиона с лишним израильских колонистов пользуются там всеми правами. Эта систематическая этническая дискриминация всегда была центральным аспектом сионизма, который с самого начала ставил своей целью создание еврейского общества и государства с исключительными национальными правами на территории, где большинство составляли арабы. Даже когда Декларация независимости Израиля 1948 года провозгласила «полное общественное и политическое равноправие всех своих граждан без различия религии, расы или пола»443, в последующие годы были приняты десятки важнейших законов, основанных на неравенстве прав. Они серьезно ограничили или полностью запретили доступ арабов к земле и проживанию в еврейских общинах, официально закрепили захват частной и коллективной (вакф) собственности неевреев, воспретили возвращение в свои дома большинства коренных палестинцев, ставших беженцами, предоставив при этом право на гражданство еврейским иммигрантам, и ограничили доступ ко многим другим благам.

Сегодня эта основная проблема стоит еще более остро, поскольку общая численность арабского населения в Палестине и Израиле на территории от реки Иордан до моря равна или, возможно, немного превышает численность еврейского населения. Мнение о том, что неравенство является центральным нравственным вопросом сионизма и что легитимность всего предприятия зиждется на неравенстве, разделяют в том числе некоторые выдающиеся израильтяне. Пытаясь представить себе, какую картину увидят ученые будущего, изучающие события столетней давности, историк Зеэв Штернхель спрашивает: «С какого момента израильтяне поймут, что жестокость по отношению к неевреям на оккупированных территориях, решительное намерение растоптать надежды палестинцев на независимость или отказ от предоставления убежища африканским беженцам начали подрывать моральную оправданность их существования как нации?»444

На протяжении десятилетий сионисты утверждали, часто ссылаясь на декларацию независимости, что Израиль способен быть и фактически является одновременно «еврейским и демократическим» государством. По мере того, как противоречия, заложенные в этой формулировке, все больше бросались в глаза, некоторые израильские лидеры стали признавать (более того, даже с гордостью заявлять об этом), что при необходимости выбора они отдали бы предпочтение еврейскому аспекту. В июле 2018 года кнессет закрепил этот выбор в конституционном законодательстве, приняв Основной закон еврейского национального государства, который институционализировал юридическое неравенство между гражданами Израиля, присвоив право на национальное самоопределение исключительно еврейскому народу, понизив статус арабского языка и объявив еврейские поселения «национальной ценностью», имеющей приоритет перед другими нуждами445. Бывший министр юстиции Айелет Шакед, одна из самых ярых сторонниц еврейской гегемонии и соавтор закона, за несколько месяцев до того, как закон был вынесен на голосование, прямо заявила: «Есть сферы, в которых необходимо сохранить характер Израиля как еврейского государства, и это иногда происходит в ущерб равенству»446. Она добавила: «Израиль… не является государством всех его народов. То есть существуют равные гражданские, но не равные национальные права».

То, к чему ведет эта идеология, емко выразил депутат кнессета от партии Ликуд Мики Зоар. Палестинцы, по его словам, «не имеют права на самоопределение, поскольку не являются хозяевами земли. Моя честность требует, чтобы они считались полноправными жителями, ведь они родились здесь, живут здесь, и я никогда не скажу им, чтобы они отсюда уезжали. Мне очень жаль, но они страдают от одного большого изъяна: они не родились евреями»447. Связь между исключительным правом на землю и принадлежностью к народу является характерной для Центральной Европы и национализма, опирающегося на принцип «крови и почвы», на основе которого и возник сионизм. Комментируя ранний проект закона о еврейском национальном государстве, Штернхелл, специализировавшийся на европейском фашизме, отметил, что конституционные идеи, лежащие в основе законодательства, созвучны идеям Шарля Морраса, французского антисемита и фашиста 1930-х годов, а также современных польских и венгерских националистов и «наиболее жестких европейских шовинистов». Однако, добавил он, они полностью противоречат либеральным идеям французской и американской революций448.

Воплощая свою нелиберальную и дискриминационную сущность, современный сионизм все больше входит в противоречие с демократическими идеалами, особенно с идеалом равенства, на которых основаны западные демократии. Для США, Канады, Великобритании, Франции и Германии, которые дорожат этими ценностями, даже когда они соблюдаются только на словах, и которым в настоящее время угрожают мощные антилиберальные популистские и авторитарные правые тенденции, это должно быть серьезным вопросом, особенно если вспомнить, что Израиль по-прежнему зависит от поддержки этих западных стран.

Наконец, искоренение системного неравенства, присущего сионизму, имеет решающее значение для создания лучшего будущего для обоих народов, как палестинцев, так и израильтян. Любая формула, выдвигаемая в качестве решения конфликта, неизбежно потерпит неудачу, если не будет полностью основана на принципе равенства. Абсолютное равенство человеческих, личных, гражданских, политических и национальных прав должно быть закреплено в любой будущей схеме, которая в итоге будет принята двумя народами. Эта рекомендация звучит высокопарно, но ничто иное не поможет устранить главную проблему и не станет устойчивым, долговременным решением.

В связи с этим возникает болезненный вопрос: как отвадить израильтян от привычки к неравенству, которая часто маскируется и оправдывается необходимостью обеспечения безопасности. Эта необходимость в значительной степени уходит корнями в реальную историю уязвимости и преследований, однако эту прошлую травму в сознании новых поколений вытесняют насаждением безоговорочного догмата агрессивного национализма, чью цепкую хватку будет нелегко преодолеть. Получается, что евреи, граждане региональной сверхдержавы, наводящей страх на своих соседей (и безнаказанно бомбившей столицы семи соседних стран 449), страдают от глубокой неуверенности в себе, которая частично коренится в этой истории, а частично, возможно, в невысказанной тревоге, что тщательно выстроенная и оправданная колониальная реальность, в которой они живут, может в одночасье рухнуть. С синдромом, который движет этим императивом господства и дискриминации, вероятно, могут справиться только те члены израильского общества (или близкие к нему), которые понимают зловещий характер нынешнего курса страны и способны бросить вызов искажениям истории, этики и иудаизма, которые олицетворяет эта идеология. В этом, безусловно, состоит главная и самая неотложная задача израильтян и их сторонников, желающих изменить динамику несправедливости и неравенства.

Палестинцы тоже нуждаются в избавлении от пагубного заблуждения, уходящего корнями в колониальный характер их столкновения с сионизмом и с отрицанием существования палестинского народа, а именно от идеи, что израильские евреи не являются «настоящим» народом и не имеют национальных прав. Хотя верно и то, что сионизм трансформировал еврейскую религию и исторический характер евреев как народа в нечто совершенно иное, а именно национализм современного типа, это не отменяет факта, что израильские евреи сегодня считают себя народом и обладают чувством национальной принадлежности к Палестине, которую считают Землей Израиля, каким бы образом эта трансформация ни произошла. Палестинцы сегодня считают себя народом, имеющим национальную связь с исконной родиной по причинам столь же произвольным и столь же конъюнктурным, как и те,