Читать книгу - "История костей. Мемуары - John Lurie"

написал обо мне статью, и я разделил обложку газеты с Вупи Голдберг. Когда группа только начинала, мы ходили и ждали, чтобы получить "Голос" за ночь до его выхода в Astor Place. Мы хотели узнать, выбрали ли нас для "Voice Choice" - списка групп, которые лучше всего посмотреть на этой неделе. Это было захватывающе.

Однажды, когда я позвонил Роберту Кристгау, редактору раздела, трубку взяла его жена. Кристгау давал нам "Выбор голоса" практически каждый раз, когда мы играли. Но мне нужно было сообщить ему, что мы играем, и теперь у меня на телефоне была его жена. Я должен был сказать ей, чтобы она сообщила ему об этом до полудня, иначе он пропустит срок. Я только что проснулся, и слова выходили беспорядочными и кособокими.

Попробуйте сказать "Lounge Lizards" сразу после пробуждения. Она не могла меня понять.

"Скажите, пожалуйста, Роберту, что The Lounge Lizards играют на этой неделе, в пятницу?"

"Простите, кто?"

"The Lounge Lizards".

"Лунгеры?"

"Нет, The Lounge Lizards".

"Простите, я не понимаю".

"The Lounge Lizards".

"Лозенги?"

"Да, именно так, "Лозенги".

 

-

Я подошел к газетному киоску, чтобы купить "The Village Voice" с материалом обо мне. Я как бы крался и прятал его под мышкой, словно покупал порно. Мне было так неловко от всей этой ситуации.

Я взял газету и пошел на баскетбольную площадку напротив полицейского участка на Пятой улице, где я обычно заставлял играть Жана-Мишеля. Было холодно, на площадку сдувало листья, никто не выходил. Я сел спиной к сетчатому ограждению, чтобы прочитать статью. Я не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как я ее читаю.

Парень, который написал эту статью, провел со мной пару дней. Я никогда раньше не писал подобных статей. Я ничего не скрывал от парня. Я был достаточно наивен, чтобы думать, что у него хватит хорошего вкуса не вставлять в статью личные вещи, не имеющие отношения к моей работе. А если он и впишет эти личные вещи, то сделает это правильно. Это было не так плохо, как то, что The New Yorker сделал с моей жизнью много лет спустя, но это было плохо. И неряшливо, и никчемно. Кажется, с этими людьми, которые притворяются журналистами, а на самом деле являются профессиональными сплетниками, часто происходит что-то глубоко неправильное. Их статьи, как правило, имеют больше общего с психологическими отклонениями писателя, чем с чем-либо еще.

Статья оказалась гораздо более личной, чем я ожидал. В ней были вещи о Лиз, которые просто не должны были там быть, и там была строчка, которая гласила: "Лиз, его девушка, у него всегда много девушек..." или что-то в этом роде. Должно быть, Лиз чувствовала себя ужасно.

Я чувствовал себя захваченным. Оскверненной.

Одна вещь, которая действительно поразила меня как ужасная и просто неправильная, - это то, как он отнесся к смерти моей мамы в связи с тем, что Вернер Херцог сошел с ума от моей актерской игры на пресс-конференции в Теллуриде. Когда он спросил меня, как я отношусь к непомерному заявлению Вернера, я объяснил, что Вернер снял один из любимых фильмов моей мамы, и поэтому его вспышка меня очень тронула. Я сказал: "Хотел бы я позвонить ей и сказать об этом". Но в статье он процитировал меня, сказав: "Ну и ладно". Типа "Ладно, моя мама умерла, это ничего не значит, давайте двигаться дальше!".

Если я собираюсь поделиться с вами чем-то о своей маме, которая только что умерла, чувак, напиши хоть что-то об этом в статье, маленький паразит.

Он написал все это о моей личной жизни и все неправильно понял.

 

-

Звонит Фрэнк, управляющий.

"Они хотят видеть тебя на шоу Леттермана".

"Правда? Наверное, да."

Я уже видел, как Леттерман грубо обошелся с парой музыкантов, так что мне не очень хотелось это делать.

"Ты должен пойти и рассказать три смешные истории".

"Хорошо, я могу рассказать три смешные истории".

"Нет, сначала ты должен пойти и рассказать три смешные истории продюсеру, а потом они решат, брать тебя в проект или нет".

"Я должен пройти прослушивание? Забудь об этом, Фрэнк, я не собираюсь проходить прослушивание, чтобы участвовать в ток-шоу".

"Это будет полезно для твоей карьеры. Ты должен это сделать. Вот как это делается".

"У меня нет карьеры, и это не то, как я собираюсь "закончить". Что это за концерт в Bottom Line?"

Фрэнка наняли для работы с The Lounge Lizards; он должен был заключить с группой контракт на запись альбома. Актёрская слава как бы сама собой свалилась ему на голову.

"Я им еще не звонил".

"Это здорово, Фрэнк. Я не пойду. Леттерман - это звиздец".

"Что такое снерб?"

"Я не знаю, думаю, я просто придумал это, но я не пойду".

Фрэнк все равно записывается на прослушивание, думая, что сможет убедить меня, когда придет время.

Но я с Rammellzee, Toxic, A1, кучей других граффитистов и Лиз в лофте Пола на Бродвее рядом с Waverly Place. Мы под кайфом и рисуем в безумном ритме. Я на пару дней погрузился в удивительный, экзотический мир. Когда я собрался с духом, чтобы позвонить на автоответчик, там оказались бешеные сообщения от Фрэнка и сообщение из офиса Дэвида Леттермана с вопросом, успею ли я на встречу в десять тридцать утра, поскольку сейчас было одиннадцать утра.

Годы спустя, когда я основал свой собственный лейбл для записи Voice of Chunk, я попытался попасть на шоу Леттермана, чтобы прорекламировать его. Но они сказали: "Извините, но в наших записях есть информация, что вы не явились на предварительное интервью в 1984 году".

"Ого, это было шесть лет назад. Вы, ребята, как ФБР".

24. Палочка, которой воздается вся хвала

 

По большей части я оставил героин в прошлом. Я думал, что он нужен мне, чтобы писать музыку, но это не так. У меня есть чем заняться. Теперь музыка - это нечто особенное. Я не могу относиться к ней пренебрежительно.

Группа выступает в Нью-Йорке, и это уже здорово. Это дико, душевно и просто взрыв.

Управлять группой такого размера - сущий ад, особенно когда денег так мало. Но музыка того стоит. Это того стоит.

Уильям Моррис хочет пригласить меня в "Русскую чайную", чтобы обсудить возможность стать моим актерским агентом. Это выглядит по-крупному, по-королевски. Мой дядя Джерри говорил о "Русской чайной", как о месте, которое указывает на что-то особенное.

Странно, что, как бы чисто я ни выглядел