Читать книгу - "Собрание Сочинений. Том 4. Произведения 1980-1986 годов. - Хорхе Луис Борхес"

написал, что Хуану Крисостомо Лафинуру пришлось оставить кафедру философии, когда тот чуть было не начал разбираться в материях, которые преподавал. Читатель этого тома найдет на его страницах немало подобных шпилек. Собственная судьба Груссака, как и любого из нас, оказалась достаточно странной. Он хотел быть известным у себя на родине и благодаря своему природному языку, а стал им благодаря языку, которым овладел, но никогда не был удовлетворен, и в отдаленных краях, навсегда оставшихся для него местом ссылки. Подлинной задачей его стало обучить континент, только начавший расцветать, французской точности и иронии. «В Латинской Америке знаменитый человек вовсе не становится известным», — с горечью написал он.

Он исповедовал культ Гюго и Шекспира, Флобера и латинских классиков. Рабле его никогда не привлекал. Он увлекался психологией; в одной из статей «Мысленного путешествия» Груссак замечает, как это странно, что каждый день наша мысль снова выплывает из безумного мира снов и ухитряется вернуть себе относительную здравость.

Вероятно, самая волнующая среди биографий, вышедших из-под его пера, — биография Линьерса{236}, датированная 1907 годом.

Он был критиком, историком, но прежде всего — мастером стиля.

МАНУЭЛЬ МУХИКА ЛАЙНЕС{237}

«КУМИРЫ»

Скептик почти во всем, Мухика Лайнес неизменно делал исключение для красоты и — почему бы не признать эту чисто местную черту? — для славного дела унитариев. Он написал биографии Иларио Аскасуби и Эстанислао дель Кампо, но отказался писать биографию Эрнандеса, богом которого был Росас.

Трудно представить себе двух до такой степени разных людей, и все же мы с ним были близкими друзьями. У нас даже обнаружился общий предок, дон Хуан де Гарай, который на самом деле был, думаю, просто Хуаном де Гараем. Наша дружба обходилась без непрошеных вторжений и разговоров по душам. Я слепой и отчасти был таким всегда; для Мухики Лайнеса, как и для Теофиля Готье, существовал видимый мир. Равно как театр и опера, для меня во многом заказанные. Он — может быть, даже слишком трагично — переживал пустоту публичных церемоний, собраний, ученых обществ, юбилеев и ритуалов, но вместе с тем эти маски его развлекали. Он умел примириться и посмеяться. Но прежде всего он был человеком сильным. И не склонялся ни перед какой демагогией.

Во всяком обширном наследии есть свои тайники. Я выбрал «Кумиров». В других своих по справедливости прославленных книгах Мухика Лайнес охотно бывал the man of the crowd{238}, человеком с улицы. Герои этой, менее многолюдной, сюжет которой начинается на берегах Эйвона, — в некотором смысле призраки Шекспира и Мильтона. Любой писатель находит весь ужас и всю красоту мира в какой-то одной из его граней. Мануэль Мухика Лайнес с редкой последовательностью находил их в упадке знатных, некогда могущественных родов.

ХУАН РУИС

«КНИГА О БЛАГОЙ ЛЮБВИ»

В одном из первых своих романов молодой Пио Бароха приговорил к смерти всю испанскую литературу за исключением «Дон Кихота» и «Книги о Благой Любви». Не соглашаясь с приговором, одобрим выбор. О жизни автора известно мало. Его звали Хуан Руис; родом из Алькала в провинции Энарес, он тринадцать лет неизвестно за что провел в тюрьме и в январе 1351 года уже не был протопресвитером. Вся его жизнь теперь — в его книге. Он был современником Чосера и Боккаччо. Беспристрастное сравнение «сходств и отличий» трех этих поэтов, думаю, сулит читателю немало интересного.

Народам, как и людям, выпадает судьба, о которой они не подозревали. Среди прочего, судьба Испании заключалась в том, чтобы стать мостками между ненавистным ей миром ислама и Европой. В разноголосице «Книги о Благой Любви» провансальская лирика переплетается с заджалем{239} андалусских арабов. Проникнутые верой гимны Богородице соседствуют с достаточно откровенными обращениями к горянкам; битва дона Мясоеда с доньей Постницей, в которую вмешивается дон Пузан, сталкивается со слезными воспоминаниями о крестной муке. Одна из героинь поэмы — Сводня, пособница мусульманок и монашек, которую потом назовут Селестиной. По ходу сюжета Сводня умирает, и протопресвитер складывает ей эпитафию: «Лежу под этим камнем я, Уррака…». В книге много басен и сказок, ее источники — арабы и Овидий.

Мы сегодня привыкли видеть в заглавии книги Хуана Руиса абстракцию; это не так. Благая Любовь — один из персонажей поэмы. Это любовь добропорядочная, достигающая цели с помощью разума, любовь, «что веселит тела и радует сердца». Ей противостоит Злая Любовь. Это воплощенная похоть, которая следует «за тобой повсюду» и заставляет мир смеяться, а людей — плакать. Можно предположить, что Злая Любовь — это утрированное и даже клеветническое изображение поэта. Со временем она станет сказительницей и героиней сказок.

По направленности книга аскетична, однако ее язык, зачастую весьма тонкий, может быть и грубым. Оскар Уайльд сказал однажды о «победном блеске простонародного» — слова, вполне применимые к этим занятным страницам. Перед нами — острая сатира на то, что теперь называется Средневековьем; она не обращена против христианства — она с него начинает.

ХЬЮ УОЛПОЛ

«НА ТЕМНОЙ ПЛОЩАДИ»

Хью Уолпол родился в Новой Зеландии в 1884 году. Его отец был каноником в кафедральном соборе Окленда. Хью получил образование в Англии, закончил Кембриджский университет. В 1910 году он опубликовал роман «Maradick at Forty»[195]. Во время Первой мировой войны был в России. Человек душевный и миролюбивый, он служил в Красном Кресте, много раз едва не умер, но ни разу не убивал. Был награжден за геройство. Вернувшись домой, выпустил в свет «The Dark Forest»[196] — плод своего милосердного опыта в беспощадные годы войны. Сюжет, завязавшийся в этой книге, продолжен в «The Secret City»[197], который вышел в 1919 году. «Maradick at Forty» стал первым из его четырех «готических» романов. Автор написал его на оберточной бумаге. Фантастический характер второго — «The Prelude to Adventure»[198] — встревожил друзей писателя. В ту пору, в 1912 году, нормой был реализм. Третий, с привлекающим внимание заглавием «А Portrait of a Man with Red Hair»[199], заинтересовал Голливуд и стал основой фильма, в котором блеснул Чарлз Лафтон{240}. Его начало великолепно, но конец недостоин начала. Четвертый роман, «Above the Dark Circus»[200], отвергли уже читатели. Сам Уолпол считал его своей лучшей вещью и говорил, будто испытывает к нему то же чувство, что мать к самой некрасивой из своих дочерей.

Лессинг учил, что события в повествовании должны следовать одно за другим, описывать и мешкать в них недопустимо. Хью Уолпол