Читать книгу - "Британия. Краткая история английского народа. Том I - Джон Ричард Грин"

В результате горожане прониклись состраданием и заключили с графом договор, по которому обязались платить ему ежегодно по три пенса за каждый дом на Верхней улице, имевший шпиль на крыше, с условием, что он позволит, чтобы впредь все дела, могущие возникнуть между ними, рассматривались и разрешались двадцатью четырьмя присяжными, издавна существовавшими в Лестере. Большей частью вольности наших городов были приобретены именно таким путем — при помощи упорного торга. Древнейшие английские хартии, кроме Лондонской, относятся к тем годам, когда казна Генриха I была истощена его войнами в Нормандии, а грамоты, пожалованные анжуйцами, являлись, вероятно, результатом дорогостоящего пользования наемными войсками. В конце XIII века эта борьба за освобождение уже почти закончилась. Более крупные города обеспечили отправление суда на своем городском вече, право самоуправления и надзор за торговлей, а их вольности и хартии послужили образцами и побуждением для более мелких общин, добивавшихся свободы.

По мере успехов этого внешнего переворота и внутренняя жизнь английского города, так же медленно и полусознательно, преобразовывала общие формы народной жизни в формы собственно городские. Внутри, как и вне рва или частокола, составлявших древнейшую ограду города, с самого начала признаком свободы служила земля, и гражданами считались только землевладельцы. Для пояснения этой основной черты в истории наших городов мы можем, пожалуй, привести пример из истории другой страны.

Когда герцог Бертольд Церинген задумал основать Фрейбург («вольный город») в Брейсгау, то собрал кучку ремесленников и каждому из них дал во владение клочок земли вокруг будущей рыночной площади новой общины. В Англии безземельный человек, живший в городе, не принимал участия в его общинной жизни; для целей управления и хозяйства город был просто союзом живших в его пределах землевладельцев, и в первоначальном устройстве этого союза не было ничего особенного или исключительного. Устройство английского города, как ни разнообразились впоследствии его формы, было сначала вполне схожим с устройством сельской общины. Известно, что у германских племен в основе общества лежал родовой союз, члены которого селились и сражались бок о бок, а также были связаны взаимной ответственностью перед всеми другими и перед законом. Когда общество стало более сложным и менее устойчивым, оно естественно переросло эти простые кровные связи. В Англии это разложение родового союза, по-видимому, совпало с тем временем, когда вторжение датчан и рост феодализма сделали обособленную жизнь для фримена чрезвычайно опасной. Единственным выходом для него было искать защиты у других фрименов и заменить прежнее родовое братство добровольным союзом соседей в тех же целях порядка и самозащиты.

В IX–X веках стремление соединяться в такие «гильдии мира» стало общим во всей Европе, но на материке оно встретило отпор и преследование. Преемники Карла Великого грозили за образование добровольных союзов бичеванием, изувечением и изгнанием. Даже союз бедных галльских крестьян против пришельцев норманнов был уничтожен оружием франкских вельмож. В Англии отношение к союзам королей было совсем другим. После датских войн за основу общественного порядка была принята система ручательства соседей друг за друга, известная впоследствии под названием «frank pledge», или круговой поруки. Рядом с ответственностью родичей Альфред признал общую ответственность членов «гильдий мира», а Этельстан принял последние в «Лондонских постановлениях» как основной элемент городской жизни.

Итак, в древнеанглийском городе «братство мира» вполне походило на союзы, составившие основу общественного порядка во всей стране. Для ее членов место родовой связи заступила клятва взаимной верности; ежемесячный братский праздник в общей зале заменил собрание родичей вокруг их родового очага. В этой новой семье братство стремилось установить столь же тесную взаимную ответственность, как и в старой. «Пусть все разделяют один жребий, — гласил его закон, — если кто совершил преступление, все должны отвечать за него». Брат мог требовать помощи у товарищей, если ему приходилось отвечать за преступление, совершенное по несчастью. Он мог призывать их на помощь в случае совершенного над ним и его близкими насилия или нанесенной обиды; если его ложно обвиняли, братья вместе с ним давали очистительную присягу на суде; они оказывали ему помощь при разорении и хоронили его после кончины.

С другой стороны, он отвечал перед ними, как они перед государством, за порядок и подчинение законам. Обида, нанесенная одним братом другому, была также обидой для всего братства и наказывалась штрафом или, в крайнем случае, исключением обидчика из братства, ставившим его вне закона, делавшим изгоем. Единственное различие между этими союзами в деревне и в городе состояло в том, что в последнем случае они, ввиду их близкого соседства, неизбежно стремились к слиянию. При Этельстане лондонские гильдии соединились в одну для более успешного проведения своих общих стремлений; позднее гильдии Бервика постановили, что «где несколько союзов оказываются рядом в одном месте, они могут составить одно целое, иметь одну волю, а в сношениях одного с другим выказывать крепкую, сердечную любовь».

Процесс их объединения, вероятно, был долгим и трудным, потому что братства, естественно, сильно различались по общественному положению, и даже после объединения заметны следы существования иных, более богатых или аристократичных гильдий. В Лондоне, например, «рыцарская гильдия», по-видимому, стоявшая во главе других, долгое время сохраняла отдельную собственность, а ее эльдормен, — так назывался глава каждой гильдии, — стал эльдорменом объединенной гильдии всего города. В Кентербери была известна похожая гильдия танов, из которой, по-видимому, обычно выбирались главные сановники города. Но хотя объединение и было несовершенным, однако если оно произошло, город из простого скопления братств превратился в сильную организованную общину, характер которой неизбежно определялся обстоятельствами ее возникновения.

Вначале население наших городов, по-видимому, занималось преимущественно сельским хозяйством: первые «Лондонские постановления» специально рассматривали вопрос о розыске принадлежавшего горожанам скота. Но по мере того как улучшение безопасности в стране побуждало землевладельца и помещика селиться особняком на своих землях, а города развивались благодаря растущему богатству и торговле, резче определялось различие между городом и деревней. Лондон, очевидно, шел во главе этого движения. Даже во времена Этельстана каждый лондонский купец, совершивший за свой счет три дальних поездки, становился равным с таном. Корабельная гильдия Лондона (lithsmen) уже при Гарткнуте пользовалась таким значением, что ее члены участвовали в избрании короля, а его главная улица уже самим названием (Чипсайд, или Торговая площадь) говорит о быстром росте торговли. С нормандским завоеванием значение торговли еще более усилилось. С тех пор соединенное братство почти всегда называли уже не «городской гильдией», а купеческой.

Такая перемена в занятиях