Читать книгу - "Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь - Жан Флори"

и царапать кожу. Кольчуга в XII веке опускается до колен и с разрезами спереди и сзади, образуя две полы, которые защищают бедра, когда сидишь верхом. Усиление проникающего удара при новом способе фехтования приводит, в свою очередь, к укреплению кольчуги. Появляются двойные кольчуги, засвидетельствованные Усамой, и даже тройные, если верить песням о деяниях и некоторым другим текстам43[638]. Простая кольчуга в XI веке весила от двенадцати до пятнадцати килограммов. Две наложенные друг на друга кольчуги увеличивают нагрузки, что приводит к появлению и развитию в конце XII начале XIII веков пластинок, жестких металлических частей, защищающих самые уязвимые места: грудь, плечи, суставы. Новая техника ведения боя приводит также не только к утяжелению защитного доспеха, но и к значительному повышению его цены. В эпоху Ричарда цена за одну кольчугу приравнивалась к стоимости пятнадцати быков и требовала многих часов работы кузнеца. На деревянном щите, покрытом кожей и иногда укрепленном железными полосами, рисуется герб сеньора, и, как другое оружие, носится в мирное время оруженосцем (откуда и его название — scutifer, armiger, шитоносец, оруженосец).

Атакующее вооружение, менее тяжелое, но не менее дорогое, особенно меч, «рыцарское», хотя и менее специфическое для рыцарства оружие, чем копье. Меч имеет длину около метра и весит около двух килограммов, и также требует не одного часа работы кузнеца-ювелира. В бою им скорее наносят рубящие, чем колющие удары, и лезвие меча достаточно острое, чтобы с одного удара разрубить (если сила руки позволит) шею верблюда или тело человека, о чем свидетельствуют деяния некоторых исторических и эпических героев, таких как Роланд, Готфрид Бульонский, Ричард Львиное Сердце. Цена за такие мечи может быть непомерно высокой. Следует также добавить к ней копье, которое из-за новой методики ведения боя удлинилось и отяжелело. В сумме можно утверждать, что цена на полное снаряжение рыцаря в эпоху Ричарда приравнивалась цене за пятьдесят быков. Естественно, такое снаряжение было не по средствам не только каждому простолюдину, но и не всей «знати». Вот почему в конце XII века и даже в следующем веке заметна очевидная тенденция сокращения посвящений в рыцари. Церемонии вхождения в рыцарство становятся все более роскошными, почетными, дорогостоящими, усиливая еще больше аристократический характер этого воинского сословия.

К тому же в эпоху Ричарда и Филиппа Августа не все рыцари были благородного происхождения, что уже будет невозможно через полстолетия, разве что с королевского разрешения. По крайней мере, по причине дороговизны снаряжения, роскошных и пышных церемоний все рыцари отбираются князьями и знатью, управляются аристократией и находятся на службе у сеньоров. Посвящение в рыцари больше, чем когда-либо прежде, стало для знати способом фильтрации, позволяющим многим проникнуть в наиболее элитный и тесно связанный с рыцарством круг44[639]. Это рыцарство, которое в XI веке было «благородной корпорацией элитных конных воинов», стало в эпоху Ричарда и после него «братством знатных рыцарей социальной элиты». В предыдущем поколении вся светская знать была рыцарями, но все рыцари не были знатью. В следующем поколении после Ричарда началось обратное движение. Знать закрывает доступ к рыцарству, которое теперь дается по праву рождения. Отныне можно быть знатным, не будучи при этом рыцарем. Многие сыны аристократов больше не проходят посвящение. Их называют «дамуазо». Рыцарство становится аристократичным, сокращается, смешивается со знатью, чтобы снова разъединиться и образовать элиту.

Эпоха Ричарда в этом случае является «эпохой перепутья», и это выражение, так часто употребляемое историками.'-имеет смысл. Это эпоха, когда рыцарство восхищается и подражает нравам сеньориальных и княжеских дворов, принимает идеологию аристократии и пытается слиться с знатью. Эпоха, когда, наоборот, князья не стыдятся назвать себя рыцарями и делать упор на старых ценностях, абсолютно военного характера, рыцарства и военного сотоварищества. Прошло то время, когда слова miles или chevalier напоминали о невысоком социальном положении и вызывали недоверие у знати45[640]. Звание рыцаря стало почетным, и знать отстаивает свои права на него.

«Бедные» рыцари

Литература того времени часто упоминает о существовании «бедных рыцарей». Не следует считать их нищими. В основном это представители мелкой знати, иногда даже более безденежные, чем придворные рыцари, составлявшие вооруженную прислугу правителей, формировавшие их эскорт и постоянную охрану. Эти «бедные рыцари» отстаивали свои интересы и обращали внимание королей и принцев на их обязанность «поддерживать рыцарство», то есть нанимать и содержать этих рыцарей, скитающихся от турнира к турниру, чтобы прокормиться, жадных на добычу и набеги, что было для них единственным средством обеспечить себе существование. Это хорошо показано в большинстве произведений эпохи Ричарда и Филиппа Августа46[641]. Гийом Маршал сообщал о Генрихе Молодом, который из любви к хорошему владению оружием и солидарности с этими рыцарями умел их «содержать», нанимал, предоставлял им средства к существованию, избавляя их от необходимости скитаться — необходимости скорее тяжкой, нежели почетной, что бы там ни говорили в романах. Таким образом он, воспользовавшись штампом о прошедшем золотом веке, «спасал рыцарство», которое, по его словам, было на грани исчезновения:

«Потом вам скажут, что король,

Который делал только добро.

Так хорошо жил, что воскресил рыцарство.

Которое было на грани смерти»47[642].

На самом деле, говорит Гийом, Генрих начал вербовать, собирая вокруг себя молодых воинов48[643], подражая в этом другим правителям, которые, в свою очередь, окружали себя рыцарями, хорошо оплачиваемыми, доблестными, стоящими на более высоком социальном и идеологическом уровне.

Архетип короля-рыцаря

Ричард Львиное Сердце, как и его брат Генрих, а может даже в большей степени", чем он, умел окружать себя рыцарями, проявляя, подобно анжуйским предкам, в отношении с ними воинскую солидарность. Он отождествлял себя прежде всего с рыцарством, делая из военных и рыцарских ценностей главные добродетели. Его поведение было настолько пронизано этими ценностями, что можно было подумать, будто он чувствует себя в большей степени рыцарем, чем королем. Можно выразиться еще точнее, он стремился внедрить рыцарскую идеологию, воплотить в делах эту мечту, согласно которой