Читать книгу - "Нестор Летописец - Андрей Михайлович Ранчин"

и не водится) очень слаб. Или, проверяя достоверность сказания о сожжении княгиней Ольгой древлянской столицы, поджигать тряпочки, привязанные к лапкам несчастных голубей и воробьев, и следить, долетят ли пернатые до своих гнезд в ближайшем сарае. (Такие опыты действительно устраивались.) Как не нужно и указывать на удивительно похожие бродячие сюжеты в скандинавских сагах, отразивших древний северный фольклор.

Не менее очевидна и условность ранней хронологии «Повести временных лет». Вещий Олег и Игорь правят каждый ровно по тридцать три года: Олег с 879-го по 912-й, Игорь с 912-го по 945-й. Олег получает власть из рук Рюрика как регент при малолетнем Рюриковом сыне Игоре. Но получается, что Олегу обладать властью очень уж полюбилось: он зарегентствовался на целую треть столетия, хотя Игорь давно уже стал «дитятей изрядного возраста». Игорь женился на Ольге в 903 году, но их сын Святослав родился только в 940-м, когда мать уже должна была выйти из детородного возраста. И это не всё. А. П. Толочко обратил внимание на удивительную закономерность: между датами первых походов Олега, Игоря и Святослава на греков и заключенными с ними договорами прошло во всех трех случаях ровно по три года, а между заключением соглашений и смертями князей — по году. От первой летописной даты до смерти Рюрика — двадцать семь лет, от смерти Рюрика до кончины Олега — тридцать три, от этого события до гибели Игоря — тоже тридцать три, а от расправы древлян с Игорем до убийства Святослава печенегами — опять двадцать семь. Перед нами изящный числовой ряд, построенный на зеркальной симметрии. Среди всех указаний на годы достоверными должны быть только датировки договоров с Византией — их книжник позаимствовал из самих соглашений. Подозрения вызывают даже некоторые датировки за первую половину — середину XI века. Как показал А. П. Толочко, даты рождения сыновей Ярослава Мудрого и смертей его братьев разделены подозрительно равными временными промежутками — по три года. Похоже, что летописец или летописцы расставляли такие даты, не опираясь на источники, а используя счет с помощью символического числа три[600].

Всё это так. Однако, сказав «да», нужно произнести и очень серьезное и весомое «но». И предания (саги, песни) могут хранить память о реальных событиях. Всем известный летописный рассказ о том, как Вещий Олег поставил ладьи на колеса, чтобы подвести к стенам Константинополя, выглядит как легенда, а не как быль. Однако похожим образом, на катках, переправляли свои лодки казаки, и точно таким же образом турецкий султан Мехмед II Фатих переправил свой флот в залив Золотой Рог, когда осаждал столицу Византии в 1453 году. Некоторые историки доказывают, что сказание о призвании Рюрика с братьями не просто отражает воспоминание о реальном событии, но и содержит информацию, позволяющую воссоздать «пункты» реального договора между скандинавским конунгом и призвавшими его славянами и финно-уграми{123}. Может быть, это и неверная интерпретация[601]. Но какие основания для тотального скептицизма и заявления, что, например, «красочная летописная повесть о странствиях народа русь и его князей из Скандинавии в Киев должна быть сдана в архив»?[602] Фольклор, как о том, например, свидетельствуют древние предания, сохранившиеся в записях скандинавских саг, может отлично передавать факты: достоверны не только имена участников событий, но в большинстве своем и сами эти события. (Достоверность саг обычно можно проверить по другим сагам или источникам иного рода.) Спорность дат или указаний на родство действующих лиц — еще не основание для отрицания самих событий. Историчность Вещего Олега, а скорее всего и Рюрика, не вызывает сомнений; реальность существования Игоря, Ольги, Святослава подтверждается современными им византийскими источниками. Изумляющая симметрия дат в отдельных случаях может объясняться случайными совпадениями, а не планомерными вычислениями летописца. Представим себе, что историк отдаленного будущего, знакомый только с единственным сохранившимся от наших времен учебником истории, увидит, что и в начале XVII, и в первые два десятилетия XVIII, и XIX, и ХХ столетий Россия была вовлечена в большие войны или потрясена смутами. Или увидит, что на протяжении более полутораста лет в XV–XVI веках на московском престоле сменялись правители только с именами Василий и Иван. Не заподозрит ли он автора учебника в подгонке фактов под некую схему? Прочитав, что первый Романов был призван на царство из Ипатьевского монастыря, а последний был убит в Ипатьевском доме, въедливый читатель точно решит, что одно из этих известий ложно, так как они образуют явное и даже навязчивое символическое кольцо, подчиняя историю династии идее Судьбы, находя в ее начале и конце мистическую перекличку. Но бывают странные сближения, и не за все из них ответствен автор «Повести временных лет»…

В «Повести временных лет» первая точная дата (год, месяц и день) относится уже к 1015 году (15 июля — день смерти Владимира Святославича); она, очевидно, взята из помянника киевской Десятинной церкви. И наконец, «Повесть временных лет» — не только источник фактов (часто и правда недостоверных), но и свидетельство об историософских представлениях древнерусских книжников, о том, как они представляли историю.

Художественные же достоинства «Повести временных лет» никогда не вызывали сомнений. Выразительны и лаконичны диалоги: ограничусь лишь напоминанием о репликах Олега и предсказавшего ему смерть волхва или о беседе Владимира с отцом юноши-кожемяки. Замечательны и полны смысла детали: хотя бы горделивый жест Олега, опрометчиво поставившего ногу на конский череп. Исполнены остроты — неожиданности и притягательности — сюжеты: вспомним, к примеру, «новеллы» о печерских подвижниках. Замечателен «эффект присутствия» книжника при описываемых событиях — таких, как нападение половцев на Печерский монастырь. Автор «Повести…» не стремился прославиться литературным мастерством, но его творение — это не только исторический труд, но и опыт совершенной, в своем роде образцовой словесности.

За время, пока Нестор создавал свой труд, в обители появлялись новые подвижники. Инок Агапит, о котором рассказывали, что он исцелял страждущих молитвами, лишь для вида давая некие снадобья. Он уврачевал князя Владимира Мономаха. Он посрамил искусного в предсказании сроков смерти врача-армянина, прожив дольше времени, отведенного ему антагонистом. Он обратил этого врачевателя в православие и сподвигнул постричься в монахи Печерской обители. Монах Алимпий создавал прекрасные иконы. Говорили, что один из образóв написал за него ангел. А о прозорливом Пимене, многие годы страдавшем от тяжкой болезни, так что ухаживать за ним гнушались другие черноризцы, передавали, будто его постригли в монахи ангелы. А в 1107 году произошло прежде невиданное: монахом Печерской обители стал князь Никола, прозываемый в миру Святошей (Святославом), из рода черниговских правителей. «Три года Святоша