Читать книгу - "Моя жизнь - Айседора Дункан"

этой студии мы не только работали, но и развлекались. Лоэнгрину нравилось устраивать там званые обеды и празднества, часто просторная студия превращалась в тропический сад или испанский дворец, сюда приходили все художники и прочие знаменитости Парижа.

Помню, как-то вечером Сесиль Сорель, Габриеле Д’Аннунцио и я сымпровизировали пантомиму, в которой Д’Аннунцио продемонстрировал большой артистический талант.

В течение многих лет я испытывала предубеждение против него из-за своего восхищения Элеонорой Дузе, с которой, по моему мнению, он поступил дурно, поэтому я отказывалась познакомиться с ним. Один из друзей спросил у меня: «Можно привести к вам Д’Аннунцио?», и я ответила: «Нет, не надо, я встречу его очень грубо».

Но, вопреки моему желанию, однажды он пришел в сопровождении Д’Аннунцио.

Мы никогда прежде не встречались, но, увидев эту экстраординарную личность, словно сотканную из света и магнетизма, единственное, что я смогла сделать, – это воскликнуть: «Soyez le bienvenu; comme vous êtes charmant!»[119]

Когда Д’Аннунцио встретился со мной в Париже в 1912 году, он решил меня завоевать. Это не делает мне особой чести, поскольку Д’Аннунцио стремился покорить всех знаменитых женщин в мире и повесить у себя на поясе, как индеец развешивает скальпы побежденных врагов. Но я оказала ему сопротивление из-за своего преклонения перед Дузе. Я решила, что стану единственной женщиной в мире, которая устоит перед его чарами. Это был героический порыв.

Когда Д’Аннунцио стремится покорить женщину, он каждое утро присылает ей небольшое стихотворение и цветок, символ этого стихотворения. Каждое утро в восемь часов я получала такой цветок, но не отступала от своего решения!

Однажды вечером (я занимала тогда студию неподалеку от отеля «Байрон») Д’Аннунцио сказал мне с особым ударением:

– Я приду в полночь.

Весь день мы с одним из моих друзей готовили студию. Мы заполнили ее белыми лилиями, цветами, которые обычно приносят на похороны. Затем зажгли мириады свечей. Д’Аннунцио был потрясен при виде студии, со всеми этими свечами и белыми цветами похожую на готическую часовню. Он вошел, а мы встретили его и подвели к дивану, заваленному грудой подушек. Сначала я станцевала перед ним, затем осыпала его цветами и расставила вокруг него свечи, двигаясь мягко и ритмично под звуки Траурного марша Шопена. Одну за другой я принялась тушить свечи, оставив зажженными лишь те, что горели у его головы и в ногах. Он лежал, словно загипнотизированный. Затем, по-прежнему тихо двигаясь под музыку, я потушила свечу в его ногах. Но когда я торжественно приблизилась к свече, горевшей в изголовье, он, собрав все силы, вскочил и с громким криком ужаса бросился из студии, а мы с пианистом, обессилев от смеха, упали друг другу в объятия.

Во второй раз я оказала сопротивление Д’Аннунцио года два спустя в Версале. Я пригласила его пообедать в отель «Трианон палас». Мы отправились туда на моем автомобиле.

– Не хотите ли прогуляться по лесу перед обедом?

– О, конечно, это было бы прекрасно.

Мы доехали на автомобиле до Марли, вышли из него и отправились в лес. Д’Аннунцио был настроен чрезвычайно восторженно.

Мы немного прогулялись, а затем я предложила:

– А теперь давайте вернемся и пообедаем.

Но мы не могли найти автомобиля. Мы попытались найти «Трианон» пешком. Мы все шли, шли и шли, но не могли найти ворот! В конце концов Д’Аннунцио захныкал как ребенок:

– Я хочу есть! Я хочу есть! Мой мозг требует пищи. Когда я голоден, я не могу идти дальше!

Я утешала его как могла, пока, наконец, мы не нашли ворот и не добрались до отеля, где Д’Аннунцио как следует наелся.

В третий раз я устояла против Д’Аннунцио несколько лет спустя, во время войны. Я приехала в Рим и остановилась в отеле «Регина». По странному стечению обстоятельств Д’Аннунцио проживал в соседнем номере. Каждый вечер он обычно ходил обедать к маркизе Казатти. Как-то вечером она пригласила и меня на обед. Приехав во дворец, я вошла в вестибюль, отделанный в греческом стиле. Я села и стала ждать прихода маркизы, как вдруг услышала обращенную ко мне яростную тираду на самом вульгарном языке. Осмотревшись, я увидела зеленого попугая и, заметив, что он не посажен на цепочку, вскочила и перешла в соседнюю гостиную. Я сидела там в ожидании маркизы, когда услышала рычание «р-р-р» и увидела белого бульдога, он не был на цепи, и я ускользнула в соседнюю гостиную, устланную шкурами белых медведей, они висели даже на стенах. Я уселась там и стала ждать маркизу, но вдруг услышала шипение и, опустив глаза, увидела в клетке кобру, поднявшуюся на хвост и шипевшую на меня. Я бросилась в следующую гостиную, всю отделанную тигровыми шкурами. Там я наткнулась на оскалившую зубы гориллу. Я кинулась в соседнюю комнату, столовую, где нашла секретаря маркизы. Наконец, и сама маркиза в прозрачном золотистом костюме спустилась к обеду. Я заметила:

– Вижу, вы любите животных.

– О да, обожаю, особенно обезьян, – ответила она, глядя на своего секретаря.

Странно, но после этой возбуждающей закуски обед прошел в высшей степени церемонно.

После обеда мы вернулись в гостиную с орангутаном, и маркиза послала за своей гадалкой. Та вошла в высоком остроконечном колпаке и плаще колдуньи и стала предсказывать нам судьбу по картам.

В этот момент пришел Д’Аннунцио. Он был очень суеверен и верил всем гадалкам. Эта поведала ему самую удивительную историю. Она сказала:

– Вы взлетите в воздух и свершите грандиозные деяния. Вы упадете и окажетесь у врат смерти, но избежите смерти и доживете до великой славы.

Мне она сказала:

– Вы пробудите нации к новой религии и создадите великие