Читать книгу - "Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов"

как в Хронике Амартола и в использованном составителем ПВЛ "Житии Василия Нового", "мати градом" — это Иерусалим (Сион). Киеву была уготована роль сакрального центра — "второго Иерусалима": эту роль он обрел после крещения Руси Владимиром, который сравнивается в летописи с Соломоном, и возведения им Храма — Десятинной церкви"[1233]. "…В своей "Молитве" Иларион прямо сопоставляет Киев с земным Иерусалимом: "Тем же боимся, егда сътвориши на нас, яко на Иеросалиме…"[1234] и т. д.

В случае с Иларионом, думается, В.Я. Петрухин допускает существенные натяжки. Иларион просит Господа не допустить повторения русскими судьбы Иерусалима и евреев, не более того. Новым же Иерусалимом он называет не Киев, а Константинополь[1235]. Кроме того, в Святом Писании имеется указание и на другие "матери градам". Например, "матерью городов в Израиле" названа Авель-Беф-Мааха: "…Ты же ищеши оумертвити градъ и матерь градов iзраилевых: и почто потопляеши достояние Господне" (2 Цар. 20: 19).

Допустим, однако, что в рассматриваемой фразе ПВЛ Киев = Новый Иерусалим. Отсюда следует, что киевский книжник сакрально противопоставляет Киев Новгороду: Новый Иерусалим, таким образом, не Новгород, а Киев. В таком случае возникает закономерный вопрос, почему именно Олег назвал Киев "Новым Иерусалимом"? Не потому ли, можно ответить, что он был "вещим", а волхования, летописец в это верил, дивным образом сбываются? В такой ответ легко было бы поверить, ведь сами византийцы, под пером летописца, признали силу предвидения русского князя, сравнив его с Дмитрием Солунским. Однако сам же летописец и разрушил такую стройно созданную им иллюзию, дезавуировав положения о даре предвидения у князя: "И прозваша Олга — вещiй: бяху бо людие погани и невеiгласи"[1236]. Более того, Олег, накануне своей гибели усомнился в пророчестве волхва и не смог предвидеть собственной смерти, заключенной в черепе его верного четвероногого друга[1237]. Таким образом, "вещим" оказался не Олег, а волхв, предсказания которого Олег поставил под сомнения и высмеял. Именно в связи с предсказаниями волхва, а не деятельностью Олега, и привел летописец примеры, доказывающие: "Се же не дивно, яко от волхованиа собывается чародейство"[1238]. Напрашивается вопрос: "Мог ли князь язычник, которого "невеiгласи" считали "вещим", но который не смог предвидеть собственной смерти, предсказать Киеву судьбу Нового Иерусалима? Не логичнее ли это было сделать апостолу Андрею?". Другое дело, если летописец, не важно, из какого источника он заимствовал этот образ, под "матерью городов русских" имел ввиду, все-таки, главенствующее политическое положение Киева[1239]. В таком случае получается, что апостол Андрей предсказал Киеву судьбу духовного (сакрального) центра восточных славян[1240], а Олег, утвердив здесь резиденцию княжеского рода, превратил его в главный политико-административный центр Руси. При этом варианте Киев получал преимущество и как сакральный центр, и как старший город среди других городов, и как местоположение великого князя русского, старшего в роде Рюриковичей, имевших право родового сюзеринитета над Русью. Тем самым иерархия Рюриковичей накладывалась на иерархию городов.

В свете всего сказанного обратим внимание на особенности использования летописцем понятий варяги и русь. В Н1Л, Русь, Русская земля получили название от "тех Варягъ", которые пришли с Рюриком и братьями ("находникъ техъ"). После утверждения Игоря в Киеве, "беша у него Варязи мужи Словене, и оттоле прочии прозвашася Русью"[1241]. После этого "Русь" применяется в широком смысле, в качестве названия страны (территории, подвластной Рюриковичам), либо участников военных походов, организуемых первыми князьями[1242], а иногда и для обозначения населения, им подвластного[1243]. В узком смысле слова русь упоминается под 922 г. (противопоставляется словенам)[1244], 945 г. (древлянам)[1245], 984 г. (радимичам)[1246]. В описании подготовки похода Олега на греков, под 921 г., Н1Л сообщает: "Игорь и Олегъ пристроиста воя многы, и Варягы и Поляне и Словене и Кривичи…". В 922 г. все они пойдут на Византию. После того как Олегъ обложит данью империю, он особо выделит среди участников "Русь" и "Словен". Здесь, с одной стороны, "Русь" (вероятно) — все участники похода, с другой — часть их. Возможно (если сравнить приводимые данные о кампании 922 г. с перечнем ее участников, содержащемся в Н1Л под 921 г.), под "Русью" здесь подразумеваются варяги. Но варяги "свои", а не "заморские". Не те, которым должны были платить дань "мира деля" новгородцы (после утверждения Игоря и Олега в Киеве)[1247], и не те, которых приглашали на помощь князья в междоусобных войнах (Владимир Святославич, Ярослав Мудрый) и которые, нередко, вели себя на Руси нагло и вызывающе[1248].

Таким образом, для Н1Л "Русь" в Х в. — это прежде всего территория и население, подвластные русским князьям, получившие свое название от призванных ранее варягов. Варяги, с одной стороны, часть этой "Руси" (давшая название целому), с другой — скандинавские отряды, грозившие вторжениями (от которых следовало откупаться), либо наемники на службе Рюриковичей. Характерно, что в Н1Л Аскольд и Дир никак не связаны ни с Рюриком[1249], ни, соответственно, с русами. Напротив, в ПВЛ Олег знает Аскольда и Дира[1250]. Его посланцы называют Аскольда и Дира единоплеменниками (сородичами) и сообщают, что следуют в Царьград как "гости" от Олега и княжича Игоря[1251]. Тем самым подразумевается, что Аскольд и Дир тоже знают Олега и Игоря. В Н1Л же Олег и Игорь не знают Аскольда и Дира, не называют их родственниками, не сказываются посланными от Олега и Игоря. Они притворяются "подугорьскыми гостьми" и зовут к себе Аскольда и Дира[1252]. Характерно, что Н1Л, в отличие от ПВЛ, не связывает с Аскольдом и Диром и поход на Византию, который в византийских источниках датируется 860, а в ПВЛ — 866 г. Н1Л просто сообщает, что при императоре Михаиле "приидоша Русь на Царьград …", не идентифицируя ее, как и Продолжатель Амартола, чьи сведения послужили источником сведений о походе для русских летописцев[1253]. Аскольд и Дир появятся только в русском переводе Продолжателя Амартола[1254].

Более "концептуальна" и заполитизирована схема ПВЛ, которая пытается четко отделить "Русь" (призванных, "своих", варягов) от остальных варягов. Под пером летописца "Русь" относится к числу варяжских племен, так же как "Свие… Оурмане, Анъгляне… Гъте…"[1255]. То есть это часть варягов. Чтобы снять все сомнения и недоразумения, летописец выводит всю "Русь" с первоначальной родины и поселяет в Восточной Европе, на территории призвавших племен, откуда она потом разойдется и даст название Русской земле: "И изъбрашася 3 братья с роды своими, [и] пояша по собе всю Русь, и придоша… И от