Читать книгу - "Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах - Евгений Юрьевич Спицын"

Между тем профессор Г. И. Ханин проницательно подметил то обстоятельство, что, к сожалению, этот доклад до сих пор не опубликован, а посему о его содержании можно судить «только по изложению тех немногих людей, кто познакомился с ним уже в постсоветский период, или участников его составления». Но, «поскольку эти люди либо недостаточно компетентны в вопросах экономики, либо пристрастны, это изложение не позволяет судить о профессиональном уровне доклада». Тем более что в этом докладе вряд ли «были реальные данные о динамике макроэкономических показателей, ибо из участников его составления тогда этим никто не занимался»[573].

Что касается других оценок, то, как правило, они носят сугубо негативный характер, поскольку многие их авторы давно числятся в рядах прозападного либерального лагеря. Например, небезызвестный г-н Е. Г. Ясин писал о том, что «гора родила мышь» и «сейчас стало ясно, что такое постановление не могло ничего поправить». Более того, «его практически проигнорировали» и «по существу просто не стали выполнять»[574]. Другой известный либеральный экономист г-н И. Я. Бирман писал о том, что эта реформа представляла собой «плохо увязанный набор общих пожеланий, организационных перестроек и некоторых весьма противоречивых экономических мер, которые в целом не уменьшили централизацию управления советской экономикой и не затронули основные причины недоброкачественности существующей системы»[575]. Наконец, еще один небезызвестный автор и прикормленный публицист эпохи горбачевской перестройки г-н В. И. Селюнин так отозвался об этой реформе: «то была, если в двух словах, контрреформа в пику остаткам экономических реформ, начавшихся в 1965 году и вскоре успешно проваленных». Более того, «история с «реформой» 1979 года еще раз показала интеллектуальную и организационную беспомощность и бездарность брежневского руководства и еще больше скомпрометировала командную экономику»[576]. Оставим на совести всех вышеупомянутых авторов их сугубо политизированные оценки состояния советской экономики и лишь укажем на один немаловажный факт. Все они, как и профессор И. И. Простяков, который в 1978–1982 годах был помощником двух председателей Совета Министров СССР, а затем 1982–1985 годах главой Отдела совершенствования управления народным хозяйством Управделами Совмина СССР, говорят о том, что эта очередная экономическая реформа умерла вместе с самим А. Н. Косыгиным[577], и в этом трудно с ними не согласиться.

В целом, как считает тот же Г. И. Ханин, все попытки децентрализации 1970-х годов, в отличие от аналогичных мероприятий в первой половине 1960-х годов, увы, не дали положительных результатов, хотя, вполне возможно, что именно они позволили избежать худшего. По его мнению, которое мы в целом разделяем, «такой результат был связан прежде всего с общей деградацией хозяйственного и государственного руководства в тот период, дееспособность которого являлась непременным условием успеха централизации экономики». Брежневская политика «стабильности кадров» на рубеже 1970-1980-х годов по известному закону диалектики обратилась в свое отрицание, выродившись в кадровый застой и продвижения во все эшелоны партийно-государственной власти «сереньких» и услужливых бюрократов, не способных придать нового дыхания великому советскому проекту. Более того, новая когорта управленцев стала страдать «интеллектуальной бесплодностью» и неспособностью верно оценить попытки ряда «научных работников и практиков обновить старые методы централизованного хозяйствования в быстро меняющемся мире»[578].

Еще более жесткую, утрированную, но в целом вполне справедливую оценку брежневской кадровой политике последнего периода его правления, которая выродилась в своеобразный «иммобилизм советской политической системы», дал А. П. Прохоров в своей известной работе «Русская модель управления»[579].

Детально анализируя процесс постепенной деградации сталинской системы управления, которая постепенно спускалась с верхнего этажа управленческой системы на нижний, он пришел к печальному выводу, что каждое десятилетие «она завоевывала еще одну нижнюю ступеньку управленческой пирамиды». В 1950-е годы «еще снимали с работы, а разгромная статья в любой газете была приговором карьере». Однако «наказания стали мягче и безадресные, система не была уже такой чудовищно жестокой, в ней можно было жить и работать. На верхних эшелонах появились и широко распространились бездари, для наказания которых стал «широко применяться выговор — специфично русское «наказание без наказания». Затем наступили 1960-е годы, «когда уже совсем помягчело, в 1970-е — наступил полный развал, а к началу 1980-х годов потеря управляемости достигла уже карикатурных форм». Обновление руководящих кадров почти прекратилось… В те годы часть директоров заводов по-прежнему работала так, как было заведено при И. В. Сталине: «по 12 часов в сутки, с нервотрепками и нагоняями», истово борясь за выполнение плана, а часть уже освоила правила «бесконфликтного» управления и жила в свое удовольствие, проводя значительную часть рабочего времени на «согласованиях» в Москве, разъезжая по командировкам в братские социалистические страны и заседая в загородных заводских профилакториях, распространяя вокруг своеобразную ауру «ленивого барского ритма жизни». На вышестоящих по отношению к предприятию этажах управления — в промышленных объединениях, главках и министерствах — настоящей работы уже почти не было, только бесконечные согласования… В низовых подразделениях колесо планового управления еще крутилось по инерции, но было ясно, что еще десятилетие — и все заводы тоже будут захвачены застойным управлением. Постепенно они тоже перестали бы работать. В пред-перестроечный период основной движущей силой народного хозяйства были уже не предприятия, а цехи, а основной рабочей лошадкой был уже не нарком или министр, не начальник главка или директор предприятия, от которых уже мало что зависело, а начальник цеха».

Надо сказать, что ряд авторов (И. И. Простяков, Е. Т. Гайдар, Г. И. Ханин[580]) уверяют, что в начале 1980-х годов имелись проекты куда более радикальных реформ, «включавших отказ от части директивных показателей, допущение реальной кооперации, индивидуальной трудовой деятельности и частичной децентрализации внешней торговли». Все эти проекты были даже приняты Комиссией по совершенствованию управления экономикой Политбюро ЦК, которую тогда возглавил новый секретарь ЦК Н. И. Рыжков, однако «они так и не были реализованы в виде конкретных постановлений». Поэтому, по сути, своеобразным продолжением «реформы» 1979 года стал широкомасштабный экономический эксперимент в промышленности, который был начат вскоре после смерти Л. И. Брежнева летом 1983 года на предприятиях двух союзных и трех республиканских министерств[581]. Главным образом он предусматривал все ту же оценку деятельности предприятий по результатам выполнения ими своих договорных обязательств и поощрения их при образовании фондов экономического стимулирования, но не за выполнение плана, как раньше, а за фактическое улучшение экономических показателей по сравнению с прошлым годом. Затем этот эксперимент был распространен на многие промышленные министерства, но уже в 1986 году он был свернут. По уверениям его главных разработчиков И. И. Простякова и О. М. Юня, занимавших тогда посты главы Отдела совершенствования управления народным хозяйством Управделами Совмина СССР