Читать книгу - "Алексей Щусев. Архитектор № 1 - Александр Анатольевич Васькин"

него, нужно было создать новую архитектуру. Железобетонные работы велись на стройке круглый год; в зависимости от марки бетона, в строительстве применялись разные добавки: так, например, для марки „110“ и „90“ был использован кирпичный щебень, полученный от разборки старых охотно рядских купеческих лавок, что в значительной мере сократило стоимость бетонных работ».

Власть строго контролировала строительство первой советской гостиницы, не жалея ни людских, ни материальных ресурсов: «При строительстве гостиницы „Москва“ вынуто земли 65 621 м3. Уложено бетона 23 000 м3. Израсходовано металла 4000 тонн. Произведено малярных работ 150 тыс. м2. Израсходовано строительных материалов 11 тыс. вагонов, стекла — 5890 м2. Облицовано плитками 10 700 м2. Смонтировано металлических труб 62 км. Оштукатурено 165 тыс. м2. Уложено: паркета 20 тыс. м2, электропровода и кабеля 450 км, гранита и мрамора 7700 м2», — информировал своих читателей журнал «Строительство Москвы» в 1935 году.

После неоднократных переносов срока сдачи, наконец, 20 декабря 1935 года гостиница «Москва» открывает свои двери, правда, пока для экскурсантов, среди которых был и писатель Илья Ильф, отметивший: «Архитектурная прогулка: вестибюль гостиницы „Москва“… Поэма экстаза. Рухнули строительные леса, и ввысь стремительно взмыли строительные линии нового замечательного здания. 12 четырехугольных колонн встречают нас в вестибюле. Мебели так много, что можно растеряться. Коридор убегает вдаль».

Чего здесь только не было: море электрического света, мраморные полы, лифты (чудо техники!), а в номерах — горячая и холодная вода, отопление, туалеты и ванные комнаты, телефон. А еще — авторские картины и скульптура…

Но и после официальной сдачи в эксплуатацию гостиница продолжала достраиваться, обещая занять всей своей громадой целый квартал на Охотнорядской площади. «Москва» должна была включить в себя даже огромный Большой академический кинотеатр СССР на четыре тысячи мест.

Как известно, фасад гостиницы «Москва» вышел ассиметричным, став тем самым предметом многолетних споров о причинах сего. Происхождение этой асимметрии до сих пор вызывает самые разные толки: «Существует архитектурная легенда о происхождении асимметрии фасада гостиницы „Москва“. Про эту легенду можно было бы сказать, что если бы ее не было, ее следовало бы выдумать, — до такой степени она архетипична. Легенда гласит, что когда Щусев, которым решено было укрепить ряды Савельева и Стапрана, делал отмывку фасада, он разделил его тонкой линией пополам, и справа дал один вариант, слева — другой. По одной версии, Щусева не допустили в кабинет Сталина, он не смог объяснить, что это два варианта, Сталин, не вглядываясь, подписал, и после этого отступать от вычерченного было нельзя.

По другой версии, Сталин понял, что это два варианта, но нарочно подписался точно посредине. Так или иначе, фасад гостиницы до сих пор поражает своей неожиданной асимметрией тех, кому приходит в голову сравнить правую часть с левой, но здание в масштабах Москвы настолько громадное, что не знающие легенды обычно ничего не замечают»[216].

Уж и неизвестно, кто впервые выдумал эту легенду, во всяком случае, в истории Москвы она не единственная, взять хотя бы городское предание о необычной форме Театра Красной армии, повторяющей силуэт пятиконечной звезды. Якобы во время проектирования кто-то из советских вождей (маршал Ворошилов) взял пепельницу и, обведя ее карандашом, сказал архитекторам, каким должен быть театр.

Опала 1937 года: «Я слишком засиделся на хорошем месте»

А тем временем в Москве в июне 1937 года собирается Первый съезд советских архитекторов, основным докладчиком на котором выступает Щусев. Здесь он произносит свои знаменитые слова: «В архитектуре непосредственными преемниками Рима являемся только мы, только в социалистическом обществе и при социалистической технике возможно строительство в еще больших масштабах и еще большего художественного совершенства». На съезде был окончательно заклеймен конструктивизм как исключительно вредное, формалистическое направление в архитектуре. Один докладчик сменял другого на трибуне. Каждый в меру своих способностей пытался донести до аудитории свои мысли. Но не у всех получалось. И потому делегаты съезда (да и гости тоже) в минуты скуки рисовали — в основном дружеские шаржи, в том числе и на Щусева[217].

И вот в последний день съезда случилось непредвиденное. Алексей Викторович позволил себе публично возразить председателю Совнаркома и ближайшему сталинскому подручному — Вячеславу Молотову. Как вспоминал архитектор Николай Львович Шевяков, соавтор Щусева по одной из дореволюционных московских построек, Алексей Викторович припоздал к началу заседания и места ему не нашлось. Тогда Молотов, сидевший в президиуме, предложил ему место рядом с собой.

Выйдя на трибуну, Молотов стал учить зодчих уму-разуму: дескать, самые лучшие заказы — дворцы — ведущие архитекторы забрали себе, а все, что помельче и подешевле — школы, бани да магазины взяли и отдали неопытной молодежи. Вероятно, это был камешек в огород Щусева. Ему бы промолчать, а он возьми и произнеси: «Так что же, следовало молодежи поручить дворцы?»

В ответ Молотов, второй человек в государстве, раздраженно заметил: «Если Вам не нравятся наши установки, мы можем вам дать визу за границу!»

На этом дискуссия и закончилась. А для Щусева начались тяжелые испытания. Эта прилюдная пикировка с Молотовым очень дорого ему обошлась. Странно, что Щусев, человек опытный и внимательный к заказчикам, позволил себе нечто подобное. Он мог не знать о том, как во время встречи Молотова с делегатами съезда, кто-то пожаловался ему на выдающегося немецкого зодчего Эрнста Мая, который с начала 1930-х годов активно работал в Советском Союзе, создав проекты реконструкции порядка двадцати городов, в том числе и Москвы.

Как рассказывал участник той встречи Сергей Егорович Чернышев, председатель Совнаркома огорчился, узнав о том, что Май уже выехал из СССР: «Жаль, что выпустили, — заметил Молотов. — Надо было посадить лет на десять».

Так что с архитекторами в те годы поступали также, как и с многими советскими людьми. Взять хотя бы репрессированного в 1938 году бывшего ректора Всесоюзной академии архитектуры Михаила Васильевича Крюкова, скончавшегося в Воркуте в 1944 году. А главным архитектором Воркуты в 1939–1942 годах был бывший помощник Щусева Вячеслав Константинович Олтаржевский, крупный специалист в области высотного строительства, поплатившийся ссылкой на Север за свои зарубежные поездки. В 1931 году оказался за решеткой архитектор Николай Евгеньевич Лансере, брат Евгения Евгеньевича Лансере, оформлявшего Казанский вокзал. А в 1943 году арестовали архитектора Мирона Ивановича Мержанова, которого не спасло даже то, что он выстроил для Сталина несколько государственных дач. И это лишь несколько примеров из весьма длинного списка пострадавших. Так что снаряды ложились почти рядом со Щусевым. Но в Воркуту его не отправили, сразу после съезда он выехал в двухмесячный отпуск в Ессентуки.

Гром грянул 30 августа 1937 года, когда в газете «Правда» вышла статья под броским и претендующим на истину в последней инстанции названием — «Жизнь и деятельность архитектора Щусева», в книге мы