Читать книгу - "Палачи и придурки - Юрий Дмитриевич Чубков"

— Давай-давай! Ишь ты, Кляпфельда под монастырь подвести хотели! Давай топай! Сейчас ребят позову, они тебя мигом выставят! Эй, ребята!

Из недр таинственного цеха вышли бородатые, запорошенные угольной пылью и бронзовой стружкой художники по металлу, подхватили Петровича под руки и выставили на улицу. И дверь перед его носом захлопнулась.

— Трояк давай! — забарабанил Петрович кулаком. — А то никуда не уеду!

Дверь чуть-чуть приоткрылась, выставился из нее кукиш и исчез.

Петрович побарабанил еще, ругаясь страшными словами, потоптался, подергал дверь, но она так плотно была заперта, будто никогда и не открывалась и все случившееся сию минуту Петровичу приснилось.

Плюнув на нее смачно, от души, он почесал в затылке и пошел к Буланому, и тут впервые с досадой посмотрел на бронзового вождя.

— Ну ты, навязался на мою голову!

Ехать было решительно некуда. Петрович изо всей силы хлестнул Буланого.

— Н-но, пшел!

Тот повернул голову и укоризненно посмотрел. «Куда?» — читалось в его взгляде.

— Пшел, з‑зараза!

Ну что ж, решил Буланой, коли ты хочешь, чтобы я шел, я пойду. Он дернул опостылевшую телегу и пошагал. Однако показалось ему что-то в сегодняшнем поведении Петровича обидным. Ишь, раскричался, расхлестался! А сам и ехать-то куда не знает! Попытался было в монотонном цокоте своих стоптанных копыт об асфальт найти успокоение, в ежедневном таком вот тысячелетнем шагании отыскать смысл и целесообразность, но ничего не получалось. Много вас за тысячу лет было хлестальщиков, крикунов! Правителей всяких, владык! Разве я вас звал? Вольным конем я пасся на просторных равнинах, в сочных травах — вы пришли и нацепили на мою шею хомут вот этот, впрягли в ненавистные оглобли. По какому такому праву? А вот захочу и не поеду дальше!

И заскрипев всем своим рассохшимся тысячелетним костяком, Буланой уперся в асфальт копытами и стал; и прикрыл седыми веками измученные глаза. Заворочался в телеге на автомобильном сидении Петрович.

— Но! — пошевелил вожжами, ленясь поднимать руку с кнутом.

Накася, выкуси! — подумал Буланой и плотней зажмурил глаза.

— Н-но-о! — задергал Петрович вожжами, хлобыстнул кнутом по вислому заду.

А хоть ты разорвись от злости, никуда не поеду! Буланой ниже еще понурил голову и отрешился от этого проклятого мира, уйдя в свой лошадиный мир, и привиделся ему залитый солнцем луг, усыпанный цветами.

— Бунтовать?! — завопил Петрович. — Ах ты, з‑зараза! — он соскочил с телеги и забегал вокруг Буланого, молотя изо всей силы по вытертой шкуре.

Но притомился вскоре и остановился перевести дух. И тут заметил, что стоят-то они как раз напротив пивного ларька и что, несмотря на поздний довольно час, ларек открыт и вовсю льется там пиво. А мужики из очереди столпились вокруг телеги и с любопытством разглядывают поклажу на ней — бронзового вождя.

— Это куда ж ты его, дядя? — подступили к Петровичу, окружили.

Хотел Петрович пожаловаться на сволочную свою жизнь, на Антона Брониславовича и вообще на всю отечественную бюрократию, однако внутренний голос подсказал ему: не надо! жалость-то нынче у нас не в чести, из нее каши не сваришь! Вовремя спохватился он, на закопченном лице состроил значительную мину, загадочно усмехнулся и промолчал. Почтительно замолчали и мужики.

— Ну ты, слышь, друг, на-ка вот пивка выпей.

— Да, да, выпей, выпей! — и поплыли от пивного ларька к Петровичу пенные кружки, явилась и услужливо очищенная вобла.

Хлобыстнул, опрокинул Петрович в изнемогшее нутро одну кружку, вторую, третью, воблой закусил и хорошо стало, никуда не захотелось уезжать. И телега вроде бы как стойкой бара обернулась: разложили на ней мужики закуски, расставили кружки и полилась задушевная, теплая беседа. Собрали мятые, мокрые от пива рубли и кто-то за водкой сбегал и плеснули водочки в пиво, чтобы прибавить ему градусов, возместить разбавленные, уворованные градусы на длинном пути от производства до пивной кружки. А сверху смотрел на них поощрительным взглядом вождь.

Не помнил, как заснул Петрович на телеге, привалясь щекой к бронзовому сапогу. Снились ему черт знает откуда взявшиеся горные прохладные речки — он и в жизни-то их никогда не видывал. И проснулся от страшной жажды, как будто внутри у него образовалась пустыня Сахара. Пивной ларек тут же попался под его перекошенный взгляд, но пуст и уныл был ларек, заляпанная фанерка наглухо закрывала вожделенное окошко. И вот поди ж ты: глупая, никчемная фанерка, которой в другом месте цена — тьфу! — наплевать и выбросить, такую здесь власть имеет над жаждущим человеком! Несколько мужиков толпились около ларька и вели серьезный разговор:

— Не, не откроет седни Нюрка, и не жди.

— На Скороходова вчера вечером завезли пиво.

— Завезли? Ну тогда должно быть уже открыто. Там Иван Иваныч рано встает.

Прислушался Петрович. Ага, сообразил, на Скороходова. Стало быть и надо ехать на Скороходова. Знакомое место.

— Н-но! — ткнул он кнутовищем под ребро Буланому, совершенно забыв про вчерашний его бунт. Буланой помотал головой: не, не поеду, хоть ты тресни! хватит, поиздевались надо мной, поизмывались! за тысячу-то лет!

— А-а! Так ты все за свое ! Так ты все бунтовать! — захлестал Петрович кнутом, под уздцы Буланого схватил, ногами в асфальт уперся, потянул из всей силы. Буланой фыркнул и обрызгал ему все лицо.

— Ах, холера! — утерся Петрович рукавом и в отчаянии опустил руки.

А пока он бегал вокруг Буланого и хлестал кнутом, у ларька собралась оживленная группа людей, по виду — интеллигентов, и вот самый из них бойкий — невысокинький такой, в кепочке и с бородкой, увидев тщетные его попытки, оборотился к остальным и сказал:

— А что, товарищи, поможем пролетарию двинуться вперед? К прогрессу? Укажем ему правильный путь?

— Укажем! — сказали все и сгрудились вокруг Петровича.

— У кого какие будут предложения?

— Эх, шашку бы мне! — сказал один из них с усами, торчащими в стороны, как два лисьих хвоста. — Полоснуть бы!

— Варварство! — возразил другой, тоже с усами, но небольшими, словно бы вытекающими из носа. — Вполне достаточно было бы и шпор! Пришпорить как следует и пошел бы мерин!

— А не попробовать ли березовым дрыном? Есть мнение,