Читать книгу - "Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Нил Каплан"

Тщательно изучив широкий спектр первоисточников, Маттар приходит к выводу, что отказ в 1922 г. от предложения о создании законодательного совета был серьезной тактической ошибкой. Этим решением, утверждает он, палестинцы лишили себя площадки для регулярного общения с британскими чиновниками, в то время как Еврейское агентство продолжало консультировать власти Палестины в Иерусалиме, а к мнению Сионистской организации прислушивались и в британском правительстве в Лондоне, и в Лиге Наций в Женеве[568]. Отвергнув предложения 1922–1923 гг., палестинцы лишились еще и механизма, который позволял бы им на регулярной основе добиваться от Великобритании выполнения второй части ее двойного обязательства (см. главу 4), закрепленного в декларации Бальфура и мандате. Регулярные заседания совета, пусть они, скорее всего, и стали бы ареной препирательств и политического позерства, проходили бы под председательством либерального верховного комиссара сэра Герберта Сэмюэла. Сам совет позволил бы палестинцам и сионистам работать сообща, ко взаимной выгоде решая текущие экономические, социальные и культурные вопросы, а также выстраивая личные отношения, которые могли бы побудить некоторых людей по крайней мере смягчить свои политические позиции и начать поиск точек соприкосновения. Даже если допустить, что по «острым вопросам» вроде квот на иммиграцию стороны договориться не смогли бы, законодательный совет, обладающий полномочиями вводить правовые нормы и одобрять бюджеты, предоставил бы палестинцам, утверждает Маттар, кое-какие инструменты для защиты и модернизации их общины, что позволило бы ей успешнее конкурировать с европеизированным еврейским ишувом.

Маттар не утверждает, что самого по себе участия палестинцев в работе совета было бы достаточно, чтобы остановить поток еврейской иммиграции и скупку земель, учитывая общее неравенство сил сионистов и палестинцев. Но, по мнению ученого, «палестинцы оказались бы в гораздо более выгодном положении, чем то, в котором они оказались», если согласились бы участвовать в работе законодательного совета:

Не имея четкой стратегии ни противостояния, ни сотрудничества [по отношению к британским властям], они позволили ишуву расти, создавая военные и правительственные институты. Их лидеры часто встречались с британскими чиновниками, но только для того, чтобы протестовать, требовать, угрожать или умолять, что почти никогда не приводило к политическим переменам.

Сомнения палестинцев по поводу участия, которое по умолчанию подразумевало бы согласие с проектом еврейского национального дома и с условиями мандата, понятны, и все же «они могли бы получить больше, работая во власти, чем оставаясь вне ее». Они помогали бы писать законы. Они могли бы официально участвовать в распределении расходов и определении квот на еврейскую иммиграцию. Они использовали бы свое положение, чтобы критиковать британскую политику и искать поддержки в Великобритании и по всему миру. Самое главное, они поставили бы себя в положение, которое позволяло бы им требовать большего.

В отличие от полемического использования доводов, продемонстрированного выше, и от апологетики, утверждающей, что судьба Палестины была бы иной, если бы только палестинцы послушались Рагиба Нашашиби и приняли эти и другие британские предложения[569], метод Маттара состоит в том, чтобы изучать подобные эпизоды, опираясь на широкий спектр достоверных свидетельств. Его выводы не менее решительны, чем те, что приводились выше, но тон их совершенно иной:

Желая полной справедливости вместо справедливости достижимой, [палестинцы] не добились ничего и в итоге потеряли свои дома, земли и родину. Игнорируя практическую политику и позволив только идеологии и эмоциям руководить их планами и действиями, они гарантировали свою неудачу.

Еще один достойный внимания пример продуманного применения подхода упущенных возможностей к изучению принятых палестинцами решений предлагает книга Рашида Халиди «Железная клетка» (The Iron Cage), в которой поднимается ряд важных вопросов о том, что палестинцы могли бы сделать по-другому.

• Могли ли они еще до 1939 г. пойти на компромисс и согласиться с существованием еврейского национального дома в рамках арабского государства в Палестине?

• Если бы они поступили именно таким образом, оказало бы это какое-либо влияние на мощный импульс сионистского движения к созданию независимого еврейского государства в Палестине или нет?

• Добились бы палестинцы большего, если бы гораздо раньше начали сопротивляться британцам вооруженными методами?

• Пошло бы им на пользу, если бы они смогли остановить восстание 1936–1939 гг. и извлечь из этого политическую выгоду?

Рассматривая варианты и возможные исходы всех этих «что, если…» в обстоятельствах 1930-х и 1940-х гг., Халиди приходит к выводу, что «трудно или невозможно» представить себе такое развитие ситуации, которое привело бы к созданию палестинского государства или же к компромиссу между сионистскими и палестинскими национальными устремлениями[570]. Аналогичный тщательный контрфактический анализ можно применить для изучения вопроса о том, следует ли винить палестинцев, или им следует винить самих себя за упущенную возможность остановить или сдержать расширение еврейского национального дома, которой они лишились в мае 1939 г., когда не согласились с Белой книгой Макдональда и не воспользовались ее благоприятными для них положениями (см. главу 5).

Независимо от того, согласны мы или не согласны с тем или иным набором выводов, подход, сосредоточивающий внимание на упущенных возможностях, может стать полезным инструментом для анализа позиций, занятых сторонами. Однако, как уже отмечалось, такой анализ подразумевает отказ от примитивной определенности и перекладывания вины.

Тенденции в палестинской и израильской историографии

Почему критическая, ревизионистская история конфликта возникла и расцвела среди израильских, а не среди палестинских историков? И почему до сих пор не появилось палестинского аналога израильского феномена «новых историков»?

Отчасти объяснение носит технический характер, но быстро оказывается, что оно связано с текущей динамикой самого конфликта. По ряду причин первичные источники в виде дипломатической переписки и аналитических записок более многочисленны и доступны на израильской стороне. Западная традиция открытых государственных архивов, как правило, не приживается в арабском мире. Палестинская община, лишенная государства и рассеянная по планете, не имеет институций и ресурсов, необходимых для накопления официальной документации по истории Палестины, сравнимых с ресурсами Центрального сионистского архива или Государственного архива Израиля. Многие годы палестинцы полагались на расположенные в Бейруте Исследовательский центр Организации освобождения Палестины и Институт палестинских исследований, которые собирали и хранили соответствующие фрагменты национального наследия; но основная тяжесть задачи по сохранению документов ложилась на семьи и отдельных людей. Сегодня недостаток письменных свидетельств частично компенсируется усилиями нового поколения собирателей устной истории[571].

Дисбаланс сил двух сторон также влияет на написание истории этого конфликта. Илан Паппе утверждал, что Израиль не только колонизировал палестинские земли, но и на много лет «колонизировал» палестинскую историю:

В целом израильские историки доносили мысль, что израильтяне были жертвами конфликта и в борьбе за Палестину являлись стороной рациональной,