Читать книгу - "Постчеловек: глоссарий - Рози Брайдотти"

– это больше, чем просто децентрирование положения субъекта. Фокус смещается с производства субъекта на производство субъективности – способности к взаимным изменениям вместе с окружающей средой и к тому, чтобы воздействовать аффектами и самому испытывать их воздействие в рамках отношений коммутации (Deleuze, 1988b: 124; Делез, 2018: 191–192). Так как субъективность определяется способностью к изменению, она больше не привязана к человеческой сфере и охватывает человеческие и не-человеческие сущности, выравнивая онтологическое основание до состояния плоскости. То, как пространственные модели квантовой физики и дифференциальное исчисление Лейбница интерпретируются Жилем Делёзом, предлагает альтернативу дискретным моделям репрезентации и находится в согласии с процессуальной онтологией становления, лежащей в основании постгуманистического поворота.

Квантовая физика предоставляет формальную модель для концептуализации онтологии, основанной не на репрезентации, подчиненной предопределенным идентичностям, а на коммутации агентов, интраактивно участвующих в своем эмерджентном возникновении. Эта эпистемологическая модель требует прерывности, разреза континуума реальности, где агент наблюдающий и агент наблюдаемый являются одновременно «со-учрежденными», в то время как пространство и время действуют как результаты этого разреза (Barad, 2007: 139). Сходным образом в лейбницевской модели реальности и восприятия пространство и время не могут восприниматься априори, но вместо этого со-учреждаются «генетически… в едином целом дифференциального отношения субъекта» (Smith, 2012: 55). Вычислительная модель обычно критикуется за различение непрерывности пространства-времени и дискретности материи, выступающей в качестве предварительно сформированной и данной. Настоящее в ней происходит из прошлого предопределенным образом и ведет к будущему внутри плавного, непрерывного движения, полностью поддающегося определению. Однако в лейбницевской модели дифференциального исчисления объект и субъект, так же, как и время, и пространство, все являются результатами дифференциального отношения: они – его продукты. Отношение является внешним для его частей в том смысле, что оно предшествует им и учреждает их, определяя то, что Делёз назвал бы термином «различие-в-себе» (Smith, 2012: 53).

Как в квантовой, так и в дифференциальной модели нет предсуществующих сущностей, которые субъект может обнаружить эмпирическим путем, но скорее любые темпоральные и пространственные отношения обусловлены тем, как был произведен разрез отношений коммутации. Ее основа выдвигает на первый план неразделимость объектов и «наблюдающих агентностей» (Barad, 2007: 114).

Результат этой неразделимости был отмечен Нильсом Бором, так как он мог измерять лишь значения объектов, которые участвовали в эксперименте, сконструированном аппаратурой. Его вывод о том, что «зависящие от наблюдения объекты не обладают четко определенными внутренними свойствами» (Ibid.: 196), находит отклик в несводимости принципов «ясности и отчетливости», выдвинутых Декартом и переформулированных Лейбницем. Лейбниц предвидел, что «осознанные перцепции [субъекта/наблюдателя] неизбежно являются ясными, но запутанными (нечеткими), в то время как неосознанные перцепции (Идеи) – четкие, но неизбежно неразборчивые (неясные)» (Smith, 2012: 55). У Бора, в его концептуальной схеме, когда производится агентный разрез в сплошной и непрерывной реальности, именно этот последний момент измерения может быть описан как ясный, но неотчетливый. Он ясен постольку, поскольку отношения могут быть очерчены, пространство – время – материя конкретизированы, а эпистемологическое различение между объектом и устройством наблюдения установлено. Однако этот момент агентного разреза не является отчетливым постольку, поскольку онтологически он неотделим от мирового континуума. Каузальная структура обеих моделей не движется по фиксированной траектории, но и не полностью предоставлена воле случая. В квантовой модели детерминизм предотвращается механизмом агентного разреза, интраактивно выдвигающего определенные исключения на передний план и раскрывающего таким образом потенциальность, которая в противном случае была бы закрыта в детерминистской последовательной структуре причинности (Barad, 2007: 179–182). Эта модель не подразумевает предварительно сформированной матрицы возможностей, актуализируемой по заранее намеченной траектории. Непроизвольность этой модели состоит в том, что новые исключения и включения происходят в каждой интраакции, таким образом реконфигурируя любые возможности.

Если следовать «этико-онто-эпистемиологии» Барад (Ibid.: 185), то на каждой стороне агентного разреза одновременно возникает не-секвенциональное со-учреждение причины и следствия. Гуманистическая этика, основанная на человеческом субъекте как локусе ответственности, нуждается в репрезентации «другого». Это условие онтологической отделимости проблематизируется моделями, основанными на запутанности (квантовая физика) и на среде (модель Делёза), поскольку они со-учреждают причину и следствие, пространство, время и агентность, не признавая какой-либо предварительной возможности эти термины разделить. Пространственное устройство этой этической модели делает излишними антропоцентричные темпоральные структуры причинности и устанавливает топологическое основание для новых этических моделей. Таким же образом, каким запутанность отрицает предшествующие различия и предсуществующие сущности, постчеловеческая этическая модель отрицает разрыв между человеческим и не-человеческим. Вместо этого она переосмысливает оба термина в их взаимной запутанности, а границы, которые можно между ними прочертить, – как контингентные и полностью зависящие от выполняемого эпистемологического разреза. Коммутационная онтология, признающая неразделимость агентности с одновременностью причины и следствия, может радикально сместить человеческую исключительность, но также и повысить этические ставки, по мере того как агентность становится рассредоточенной и пространственной, а не предзаданной и темпоральной. По мере того как агентность закладывает новое основание в этой тем не менее безосновной модели, этика становится чрезвычайно зависимой от материальных воздействий на тела, учреждаемые агентным разрезом.

См. также: Локальность/неразделимость; Постчеловеческая этика; Постгуманистическая перформативность; Онтологический поворот; Мультиверсум.

Лила Атанасиаду

(Перевод Ольги Дубицкой)

Космополитика

Космополитика говорит о возрождении в эпоху экологической тревожности политической теории и политического действия в планетарном масштабе. Она отталкивается от осознания того, что триумфалистская космополитическая риторика неуместна в мире, где были радикально дестабилизированы культурные и политические предпосылки, лежавшие в ее основе. Уверенность, с которой космополитизм мог отстаивать правомерность утверждающего и прогрессивного политического нарратива, которому суждено было затмить устаревшие режимы национальной идентичности, была подорвана очевидной обратимостью процессов глобализации как экономически, так и в смысле политического сознания. Космополитическое предложение признает желательность амбициозного переосмысления политики, выходящего за пределы устоявшихся категорий, границ и территорий, а также практические и философские трудности перестройки планетарной политики на более инклюзивной основе.

Даже в период подъема глобализации в 1990-е годы сторонники космополитизма были вынуждены признать, что нет ничего неизбежного в появлении глобального, плюралистического, популярного политического сознания в результате возросшей мобильности и взаимосвязанности. Теоретик Фенг Чеа при этом заявлял, что «существующее глобальное состояние» не следует путать с «существующим массовым чувством принадлежности к мировому сообществу (космополитизмом)» (Cheah, Robbins 1998: 31). Вслед за глобальным экономическим кризисом, который начался в 2008 году, материальные условия для появления чувств транснациональной и постнациональной принадлежности отступили, что привело к усилению культурной местечковости и общего широкого цинизма по поводу политических мотивов глобальных элит и их культурных агентов. Вместо принятых правил и ограничений политической рациональности, основанных на взаимообмене между национальными государствами и гражданами-подданными, космополитическая идея пришла к тому, что Изабель Стенгерс назвала «неизвестным, состоящим