Читать книгу - "Борьба за власть на Украине с апреля 1917 года до немецкой оккупации - Евгения Богдановна Бош"

сразу двинулись за мной и самым дружелюбным тоном стали подавать мне советы, как идти, чтобы «дзыга» не задела. До вечера они продержались на позиции, но как только наступила ночь, все до единого скрылись в вагоны.

Часов в 6–7 вечера секретарь нашего штаба М. Бош сообщает, что приехал из Харькова командующий фронтом и срочно требует меня в штаб. Отвечаю, что сейчас оставить фронт не могу и предлагаю ему приехать и сейчас же на месте принять командование. Через некоторое время к полустанку, находящемуся вблизи нашей боевой линии, подошел поезд, исключительно из вагонов I и II класса с салон-вагоном, на площадках вагонов красовались пулеметы и охрана. За мной прискакал гонец. Иду… Навстречу мне из салон-вагона выходит группа военных. После короткого разговора узнаю, что командующий командирован к нам только с целью ознакомиться с положением дел на нашем участке фронта и для передачи нам плана действия и направления, по которому мы должны будем отступать «в случае необходимости». Предлагаю на месте осмотреть боевой участок и наши силы. Но артиллерийский обстрел противника не располагает блестящего командующего (23 лет, с.-р.) к осмотру, он поучительно говорит мне о том, как дорого ему время, и предлагает своим поездом довезти меня до штаба и по пути переговорить о делах… При входе в его вагон невольно останавливаюсь от одуряющего запаха духов. Командующий заметил мое движение и тут же пояснил мне, что он вынужден возить с собой духи, так как не выносит «специфического запаха», проникающего к нему из купе караула. Весь вид вагона: красные бархатные диваны, такие же занавески на зеркальных окнах, пушистый ковер и вся обстановка – серебряный туалетный прибор, такой же чайный прибор и изящная дамская чернильница – напоминал будуар женщины, но никак не помещение командующего, хотя в углу, для вида, стоял пулемет и валялись сваленные в кучу карты. Выхоленный, надушенный эсэрик, удобно усевшись на диване, затараторил без умолку, стараясь скрыть свое нетерпение, вызываемое задержкой с отправкой поезда. Воспользовавшись этой задержкой, предложила ему кратко изложить имеющиеся у него директивы и в кратких словах сообщила ему о положении на нашем участке фронта. Получив приказ «держаться и не отступать без приказа главнокомандующего» и план нашего фронта, на случай отступления, я поспешила покинуть начальство. Эта первая ласточка из главного штаба произвела на всех нас удручающее впечатление. Накипала бешеная злоба против товарищей, сидящих в тылу.

В ту же ночь Ромодан перестал отвечать на наши вызовы, и мы каждый момент могли ожидать противника с тыла, по линии Ромодан – Ромны. Но зная, что наши могли снять аппараты, под влиянием случайной тревоги, решили держаться, выслав разведку на паровозе по линии Ромны – Ромодан. Пока наша группа войск, несмотря на непрерывный артиллерийский огонь и донесение разведки, что противник находится на расстоянии 5 верст, держалась стойко, и в Ромнах настроение было бодрое – деловое. Железнодорожные рабочие спешно заканчивали оборудование сооруженного ими бронепоезда. Часов в 8 утра выехали с группой железнодорожных рабочих, человек в 75, на поддержку нашей артиллерии, обстреливавшей путь, но которому пытался пройти бренепоезд противника. Но не прошло и получаса после их отъезда, как штаб получил сообщение, что наши войска спешно отступают. Вслед за сообщением к вокзалу полным ходом влетает эшелон с матросами. Командир отряда на ходу выскочил из вагона, бегом пустился в штаб, по дороге истерически выкрикивая: «Погибли… Отрезали… Скорей отступайте!» С этими выкриками он ворвался в штаб. А в это время по всем путям и на вокзале началась невообразимая суматоха. С невероятным трудом штабу удалось установить некоторое спокойствие в ближайшем тылу, а на боевом участке положение спасли артиллеристы – преданные революционеры, петроградские рабочие. В момент тревоги, вызванной пожаром нашего вагона со снарядами, куда попал снаряд противника, артиллеристы, ни на минуту не растерявшись, быстро перевели площадки с орудиями на другой путь, так как загоревшийся вагон находился в шагах 10 от артиллерии по той же линии, и отступили к полустанку, версты на 1½ в тыл. Все отряды, кроме матросов, последовали их примеру, и в течение какого-нибудь получаса вызванная пожаром суета была прекращена. Но оставшиеся на позиции, особенно артиллеристы (петроградские рабочие) категорически требовали от меня «всю эту шваль» (имелись в виду матросы) немедленно отправить обратно в тыл. «Таких подкреплений нам не нужно»… «Если не умеют ничего лучшего сорганизовать, – возмущались они, – так лучше пусть ничего и не присылают. А то вместо помощи только мешают и устраивают панику». Но прежде чем нами было принято решение, что предпринять с этим отрядом, вопрос разрешился сам собой. В тот момент, как мы заняты были спешной отправкой снарядов на позицию, к нам подошла группа матросов во главе со своим командиром, еле державшимся на ногах от выпитого для храбрости спирта. Подойдя вплотную, командир выхватил маузер и, направив его на меня в упор, стал требовать немедленной отправки в тыл, скрашивая свою речь площадной руганью. Бессознательно положила левую руку на маузер, а правой вынула браунинг и приказала немедленно отправляться к отряду и ждать приказа. Результаты получились совершенно неожиданные. Вся группа молча повернула в сторону и быстро направилась через путь к стоящим товарным вагонам. Через несколько минут донесли, что отряд захватил эшелон и, угрожая маузерами, требует от железнодорожной администрации прицепить паровоз. А вслед за этим сообщили, что паровоз взят силой, и эшелон полным ходом двинулся с вокзала в тыл… В дальнейшем мы получили выговор от тов. Овсеенко за неумение использовать присылаемое в нашу группу войск подкрепление.

Часа в два дня, того же числа, получаем тревожное сообщение от наших тыловых железнодорожных комиссаров, что к Ромнам по линии Ромодан идет какой-то поезд. Даем распоряжение задержать на промежуточных станциях и выяснить, что за поезд. В скором времени дополнительное сообщение – поезд проходит без остановок, небольшой состав и, по-видимому, не военный. И, наконец, с одной из ближайших тыловых станций сообщают: экстренный поезд – наш, едет тов. Ауссем. Вздохнули с облегчением, значит, в тылу еще свои. Но тов. Ауссем, находившийся со своей группой войск около станции Лохвица, так же, как и мы, ничего не знал, что делается в Ромоданах… Посовещавшись, решили держаться и добиться сведений из Ромодан. Но часов в 6 вечера наша разведка галопом прискакала в штаб с сообщением, что с правой стороны нас обходят немецкие войска, и передовые части находятся верстах в 3–4 от вокзала. Верить полностью нашей разведке в тревожные моменты не приходилось. И мы решили послать новую разведку, а своим войскам дали распоряжение