Читать книгу - "Пирр, царь Эпира - Саркис Суренович Казаров"

которая, как оказалось, еще продолжала жить и после смерти своих первых творцов. Тема, связанная с панэллинской идеей в политике Пирра в достаточно обширной литературе, посвященной эпирскому царю, не получила практически никакого освещения. В лучшем случае некоторые историки ограничиваются лишь констатацией факта, что, получив поддержку от эллинистических монархов накануне западной кампании, Пирр «придал ей вид панэллинской направленности»[726]. Причина игнорирования данной проблемы вполне очевидна: на первый взгляд практически полное отсутствие убедительных фактов. Оговоримся сразу: мы далеки от того, чтобы представлять Пирра идеалистом, бескорыстно стремившимся защитить западных греков от натиска «варваров». Панэллинская идея, без сомнения, успешно использовалась им для прикрытия захватнических планов.

В каком виде панэллинская идея представляется нам в общем и целом? По определению Э. Д. Фролова, доктрина панэллинизма представляла собой «убеждение и необходимость покончить с межполисными раздорами, добиться общего мира, объединить Элладу в политическое целое и общими силами эллинов осуществить завоевательный поход против варваров»[727]. Доктрина панэллинизма, оформившаяся в период кризиса полисной системы (IV в. до н. э.), в несколько измененном виде, как мы постараемся показать, продолжала жить и в период раннего эллинизма. Отмеченный Э. Д. Фроловым «внешний фактор» — вмешательство в греческие дела соседних государств — имел место и в начале III в. до н. э., с той лишь существенной разницей, что место некогда могущественной Персидской державы начал занимать набирающий силу Рим. В то же время экспансия Карфагена на Сицилии, которая в свое время была остановлена Дионисием Старшим, после его смерти и начавшихся усобиц возобновилась, оказывая существенное давление на западных греков[728]. Не случайно, что важный импульс к развитию панэллинской идеи был дан именно сицилийцами. Оратор Горгий, уроженец Леонтин, в 392 г. до н. э. призвал греков объединиться в борьбе против варваров.

Таким образом, характерной чертой панэллинской доктрины в начале III в. до н. э. было то, что она изменила свою направленность — теперь угроза эллинизму исходила исключительно с Запада, поэтому в новых условиях она была направлена именно против «западных варваров» — италиков и карфагенян.

Нельзя не указать также и на то обстоятельство, что после смерти Александра Великого геополитическая ситуация претерпела существенные изменения. Распад его державы и начавшаяся борьба между диадохами не могли не привести к заметному ослаблению позиций эллинизма, что не могло не встревожить тех, кого волновали судьбы эллинистического мира.

Естественно, что в новых исторических условиях взять на себя роль защитника греков на западе в силу имеющихся возможностей — сил, средств, в конце концов, авторитета, — мог только один из последователей Александра Македонского. Если ранее миссию защиты греков от варваров взяли на себя македонские цари, то теперь, опять же в силу исторических, а возможно, и географических условий, за ее осуществление взялись правители Эпира.

По всей вероятности, панэллинской идеей молосские цари впервые прониклись благодаря влиянию Филиппа ΙΙ. Брат его жены Олимпиады царь Александр I Молосский, воспитывавшийся при македонском дворе, предпринял первую попытку защиты западных греков от варваров-италиков в 334–331 гг. до н. э.

То, что поход Александра Молосского был предпринят практически одновременно с походом его родственника и тезки Александра Македонского на Восток, навело некоторых исследователей на мысль о том, что оба эти предприятия были спланированы заранее[729]. Интересно, что первым мысль о некой взаимосвязи этих двух предприятий высказал Тит Ливий (Liv., VIII, 3, 7). Необходимо при этом заметить, что экспедиция Александра Молосского была предпринята исключительно силами одного племени молоссов, хотя, по мнению Д. Кросса, в ней приняли участие силы всей симмахии эпиротов[730]. Со стороны Песта Александр вторгся в Луканию и в решающем сражении разбил самнитов (Liv., VIII, 17, 9). Он одержал также ряд значительных побед над бруттиями и луканами, отбил тарентинский город Гераклею и еще ряд других поселений и занял возвышенности около Пандосии, намереваясь совершать оттуда набеги на вражеские земли. Однако беспрестанные дожди разделили его войско на три отряда, два из которых были разбиты внезапным нападением врага. При переходе через реку Ахеронт Александр был убит луканским перебежчиком. В связи с этим античные авторы рассказывают легенду о том, что якобы царю Додонским оракулом было дано предсказание опасаться и держаться подальше от города Пандосии и реки Ахеронта. Город и река с подобными названиями находилась не только в Эпире, но и в Италии, чего, конечно, Александр не знал (Liv., VIII, 24, 1–4; Strab., VI, 5). Данное предание, по-видимому являясь изобретением поздних авторов, не имеет никакой исторической ценности. Останки Александра были кремированы, а прах отправлен его вдове Клеопатре в Эпир (Liv., XVIII, 24, 16–17). Малочисленность отряда Александра свидетельствует прежде всего о том, что его экспедиция была предпринята исключительно силами молоссов при слабой поддержке италийских греков. Однако, как бы то ни было, но угроза городам Великой Греции со стороны италиков на время была устранена.

Центральным моментом, который позволяет всерьез рассуждать о поставленной проблеме — панэллинской политике Пирра, является уже ранее цитированное указание Юстина об обращении Пирра к эллинистическим монархам и оказании ему помощи со стороны Антигона Гоната, Антиоха I и Птолемея Керавна: соответственно флотом, деньгами и войсками (Just., XVII, 2, 13).

В связи с этим возникает один очень важный вопрос: какие аргументы мог использовать Пирр, дабы убедить своих потенциальных — в зависимости от ситуации — противников или союзников в оказании ему столь необходимой помощи.

Сразу же отбросим вариант некоего «силового давления»: заставить оказать помощь всех сразу Пирр не имел ни сил, ни средств. Остается один вариант: Пирр сумел воздействовать на «патриотические чувства» царей, напомнив им о той исторической миссии, которую ранее успешно выполнил Александр Македонский, — защите греков от варваров по всему миру. При этом мы допускаем возможность, на которую указали ранее некоторые исследователи, что, отправляя Пирра на Запад, Антигон Гонат и Птолемей Керавн в ближайшей перспективе избавлялись от серьезного конкурента в борьбе за македонский трон, а в отдаленной перспективе — рассчитывали, что он уже никогда обратно не вернется[731]. Тем не менее они не посмели отказать Пирру, что явно свидетельствует об одном: панэллинская идея продолжала жить, и ее осуществление отныне было связано с деятельностью родственника Александра Великого — эпирского царя Пирра.

Не менее показателен эпизод с повторным обращением Пирра к «царям Азии» после поражения при Беневенте, о котором сообщает только Павсаний (Paus., I, 13, 1). П. Левек в недоумении спрашивал: кто же эти цари[732]? Действительно, к кому был обращен повторный призыв эпирского правителя? Тестя Пирра, Птолемея Керавна, к тому времени уже не было в живых, он пал в борьбе с кельтами. Достоверно можно указать