Читать книгу - "Путь духовного обновления - Иван Александрович Ильин"

труда, всеобщую надежду на хозяйственную безуспешность нового строя, безмолвную всеобщую стачку личных инстинктов. И это самоизвлечение массового инстинкта из хозяйственного процесса будет столь же естественным и психологически понятным, сколь фатальным для коммунистического строя.

А это означает, что введение коммунизма не только не скомпрометирует идею частной собственности, но окончательно реабилитирует ее. Так, попытка предпочесть ложный путь непременно вернет человека на верную дорогу, ибо рано или поздно он увидит свою ошибку. Вопрос лишь в том, после скольких неудач и страданий он поймет ее и сделает надлежащие выводы.

3. Обоснование частной собственности

Обосновать частную собственность – значит показать ее необходимость для человека, ее жизненную целесообразность и ее духовную верность. Это значит указать те существенные свойства человека – естественные, инстинктивные и духовные, – в силу которых частную собственность нужно принять, признать, утвердить и оградить.

Однако это не значит одобрить и оправдать всякое наличное распределение имущества и богатства. Обыкновенно эти два вопроса смешиваются, что совершенно недопустимо. Институт частной собственности может быть необходим, целесообразен и верен; но наличное распределение имущества – может быть неверным и жизненно нецелесообразным. Необходимо, чтобы вещи принадлежали людям с такою полностью, исключительностью и прочною обеспеченностью, которая вызывала бы в душе каждого полную и неистощимую волю к творческому труду: но совсем не необходимо, чтобы люди делились на сверхбогачей и нищих, или на монопольных работодателей и беззащитных наемников. Фактическое распределение имущества неодинаково в различных странах; в силу одного этого его нельзя «оправдывать» или осуждать его целиком. Но и в пределах каждой отдельной страны целесообразность имущественного разделения может быть неодинаковой в различных областях жизни (землевладение, домовладение, леса, фабрики, промысловые снасти, железные дороги, скот, библиотеки и т. д.). К тому же имущество все время переходит из рук в руки, состояния распадаются, выдвигаются новые слои людей, уровень народного благосостояния колеблется, уровень частного накопления подвижен и неустойчив. В довершение всего возможно государственно организованное перераспределение имущества (напр., так называемый «земельный передел», ср. реформу Столыпина), которое должно проводиться так, чтобы идея частной собственности и чувство частной собственности не приходили в колебание. Одним словом – обосновывать частную собственность не значит оправдывать любое и всякое распределение имущества, или тем более любое и всякое злоупотребление имуществом (шикану, ростовщичество, эксплуатацию, поджигание своего дома для получения страховой премии и т. д.)[119].

Говоря о частной собственности, я разумею господство частного лица над вещью — господство полное, исключительное и прочно обеспеченное правом (т. е. обычаем, законом и государственной властью). Итак, я разумею именно право собственности, т. е. закономерное полномочие, а не фактическое господство силы и не произвольный захват. Я разумею именно право лица, т. е. прежде всего индивидуального человеческого существа, одаренного личным инстинктом и личным духом, имеющего субъективное правосознание и субъективную хозяйственную волю, и притом частного лица, преследующего свои частные интересы трудового, хозяйственного характера[120]. Этому-то лицу следует предоставить полное господство над вещью, т. е. право во всех отношениях определять ее судьбу (право пользоваться ею или не пользоваться, распоряжаться ею, видоизменять ее, отдавать, продавать, дарить, бросать ее или даже уничтожать)[121]. Это господство должно быть исключительным, т. е. собственник должен иметь право устранять всех других лиц от пользования вещью или от воздействия на нее, он должен иметь право требовать ее возвращения от похитителя и т. д. Наконец, это господство должно быть прочно обеспеченным — т. е. оно должно быть оговорено в законах, ограждено правосознанием сограждан, полицией и судом, и не подвергаться постоянным угрозам отчуждения, или тем более бесплатного отчуждения со стороны политических партий или государственной власти. Частный собственник должен быть уверен в своем господстве над своими вещами, т. е. в законности этого господства, в его признанности, почтенности и жизненной целесообразности; он должен быть спокоен за него, за его бесспорность и длительность, за то, что имущество его не будет подвергаться ни нападению, ни поджогу, ни экспроприации; он должен спокойно помышлять о судьбе своих вещей, замыслом долгого и творческого дыхания, предусматривая частные интересы своих детей и внуков.

Это необходимо человеку и в инстинктивном отношении, и в духовном измерении; и притом в силу того, что как инстинкту его, так и духу – от природы присуща личностная, индивидуальная форма жизни.

Идея частной собственности отнюдь не выдумана произвольно лукавыми и жадными людьми, как наивно думали Руссо и Прудон. Напротив, она вложена в человека и подсказана ему самою природою, подобно тому как от природы человеку даны индивидуальное тело и индивидуальный инстинкт. Тело человека есть вещь, находящаяся среди других вещей и нуждающаяся в них (человек лежит, ходит, дышит, согревается, питается, лечится и т. д.). Для того чтобы жить, человек должен заниматься этими вещами, приспособлять их к своим потребностям, посвящать им свое время, отдавать им свой труд (телесно-мускульный, нервно-душевный и созерцательно-духовный), совершенствовать их, вкладывать в них себя и свои ценности, как бы «облекаться» в них[122] – словом, превращать их в объективное выражение и продолжение собственной личности.

Эту связь свою с вещами, это вкладывание себя в них человек может сводить иногда к самому скудному минимуму: один делает это от лени и беспечности (напр., итальянские лаццарони), другие – ради высшего духовного сосредоточения (индийские йоги, христианские аскеты). Но совсем обойтись без этого – человеку не дано. У человека же, создающего хозяйственную культуру — это общение с вещами становится основной формой деятельности.

Хозяйствуя, человек не может не сживаться с вещью, вживаясь в нее и вводя ее в свою жизнь. Хозяин отдает своему участку, своему лесу, своей постройке, своей библиотеке – не просто время и не только труд; он не только «поливает потом» свою землю и дорабатывается до утомления, до боли, до ран на теле; он творчески заботится о своем деле, вчувствуется в него воображением, изобретает, вдохновляется, напрягается волею, радуется и огорчается, болеет сердцем. При этом он не только определяет и направляет судьбу своих вещей, но он и сам связывает с ними свою судьбу, вверяя им свое настоящее и свое будущее (свое, своей жены, детей, потомства, рода). Все страсти человеческие вовлекаются в этот хозяйственный процесс – и благородные, и дурные – от религиозно-художественных побуждений до честолюбия, тщеславия и скупости. Все интересы человеческие связуются с успехом и неуспехом дела – от инстинкта самосохранения до самых высших, духовных потребностей. Это значит, что человек связывается с вещами не только «материальным» интересом, но и волею к совершенству, и творчеством, и любовью.

Человек не только живет «вещью», т. е. плодами и доходами ее, но живет вместе с нею и в ней;