Читать книгу - "Главная русская книга. О «Войне и мире» Л. Н. Толстого - Вячеслав Николаевич Курицын"

Ради бога, перестаньте колупать! Что мы, кстати, читаем?

Итак, «верховный автор» или, можно зайти и с другой стороны, какие-то высшие абстрактные механизмы литературности, родственные загадочным толстовским законам истории, чудесным образом удерживают как целостность книгу, за целостность которой юридический автор, Л. Н. Толстой, как бы не очень и отвечает.

Между прочим, он, Лев Толстой, никогда и не видел того текста, который мы читаем под названием «Война и мир». Он издавал эту книжку в разных версиях, но никогда — в той, что продается ныне в книжных магазинах.

«Война и мир», как широко известно, имела огромное количество черновиков и вариантов. Только начала сохранилось пятнадцать версий, некоторые из них размером с небольшую повесть. Огромные куски переписывались по многу раз. Долго разрабатывалась система персонажей. Но это все не слишком важно, так бывает и с другими книжками.

Важно, что автор в принципе не мог остановиться на достигнутом, текст, присланный в типографию, продолжал правиться и дополняться до последней секунды, Толстой держал по семь-восемь корректур, опубликованный текст подвергался очередной свирепой редактуре после выхода в свет.

Вот правка Толстого в типографском наборе (корректура первого книжного издания, 3–3-XVII):

Вот коллекция выразительных цитат, связанных с изменениями в тексте на последних стадиях перед печатным станком.

Издателю Каткову 3 января 1865 года (первый номер «Русского вестника» с главами «Тысяча восемьсот пятого года» выйдет в начале февраля, второй — в конце февраля): «Напишите мне, желаете ли вы иметь 2-ю часть в нынешнем году, т. е. нынешней зимой. Оставлять ее до будущей осени мне было бы неприятно, так как я не умею держать написанное, не поправляя и не переделывая до бесконечности. Пожалуйста напишите мне, ежели вы желаете поместить вторую часть, то в каких месяцах? Ежели в мартовской и апрельской, то и мне это было бы очень удобно.

Рукопись исчеркана, прошу меня извинить, но до тех пор, пока она у меня в руках, я столько переделываю, что она не может иметь другого вида».

Поэту Фету 28 июня 1867 года (в печать шло первое книжное издание «Войны и мира»): «Печатаю роман в типографии Риса, готовлю и посылаю рукопись и корректуры, и должен так день за день под страхом штрафа и несвоевременного выхода».

Это для затравки. Дальше цитаты из переписки с историком Петром Ивановичем Бартеневым. В старости сильно поправевший Бартенев считал Толстого проклятьем божьим для России, но в 1867–1868 годах он выступал как издатель «Войны и мира», обеспечивал контакт автора с типографией и, как мы сейчас увидим, исполнял также функции и редактора с очень серьезными полномочиями.

Бартенев Толстому 12 августа 1867 года: «Вы бог знает что делаете. Эдак мы никогда не кончим поправок и печатания… Большая половина вашего перемарывания вовсе не нужна… Я велел написать в типографии Вам счет за корректуры… Ради бога, перестаньте колупать».

Толстой Бартеневу 1 ноября 1867 года: «В последних корректурах, которые я вам прислал, в том месте, где Николай Ростов приезжает из армии, сказано, что на предпоследней станции он избил ямщика, а на последней дал 3 рубля на водку. Это вымарайте».

Толстой Бартеневу 22 ноября 1867 года: «Я послал нынче листов на 5 рукописи 4-го тома и первую гранку 3-го. Насчет того, что я долго не высылал, могу только сказать: виноват, вперед не буду. Кое-что не переведено в 4-м томе — письмо Александра между прочим, — переведите, пожалуйста».

Речь о письме Александра Наполеону в 3–1-III. Читая перевод (полстраницы книжки), мы не знаем, что читаем в этот момент Бартенева, а не Толстого (в 1873-м Толстой внес в этот перевод два ничтожных изменения). И не только в этот момент, что видно из следующей цитаты.

Толстой Бартеневу 8 декабря 1867 года: «Посылаю еще рукопись, любезный Петр Иванович. Она писана разными руками, и в ней много есть французского (которое надо перевести), и потому, пожалуйста, скажите в типографии, чтобы получше корректировали. Я не задержу рукописи, но меня задерживает типография. Я не получал листков III т. и последних корректур IV т., хотя от меня все уже давно отослано. Когда то, что я посылаю, будет набрано, сообщите мне, сколько это будет листов. Мне это нужно для соображения.

В том, что я посылаю, есть тоже опасные места в цензурном отношении. Пожалуйста, руководствуйтесь тем, что я писал вам в последнем письме, т. е. вымарывайте все, что сочтете опасным. Теперь, когда дело приближается к концу, на меня находит страх, как бы цензура или типография не сделала какой-нибудь гадости. В обоих случаях одна надежда на вас».

Разными руками писано, поскольку в октябре Толстой упал с лошади и сломал руку, приходилось диктовать «Войну и мир» домашним, прежде всего жене. И удивляет, конечно, призыв разбираться с цензурой на свое усмотрение: это ведь не письмо перевести, это прямое разрешение на не утвержденную автором редактуру. Цензурных вмешательств, кстати, в «Войну и мир» не было, но вот, получается, если бы были, Бартенев мог без Толстого осуществлять переделки.

Толстой Бартеневу 14 мая 1868 года: «Только что уехал из Москвы, как у меня набралась куча забытых дел. О некоторых из них сим низко кланяюсь, прося вас исполнить, ежели вам не в труд, в противном же случае написать, что некогда.

1) Выпустить всю историю Пьера в деревне с стариками и юродивыми и отнятием лошади. „Сбежав в конце Бородинского сражения, во второй раз с батареи, Пьер замешался с толпами раненых, дошел до перевязочного пункта, а оттуда до большой дороги. Там он сел на землю. Он не помнил, долго ли он просидел там, и т. д.“. В сновидении его надо выпустить воспоминание про старика.

2) В том месте, где говорится об Элен, надо выпустить: „только немногие видели в этом поругание таинства брака“ и т. д. до „Большинство же и т. д.“ и на место этого вставить… [дальше в письме обращение Ахросимовой к Элен в том виде, как оно дошло до книги — В. К.]

3) В том месте, где Наполеон думает, что он посвятит богоугодные заведения своей матери, после слов „нет, просто à ma mère“ надо прибавить: „думал он, как думают все французы, непременно приплетающие chère mère и ma pauvre mère ко всем тем обстоятельствам жизни, где они хотят быть патетичны“.

Впрочем, эти корректуры я не возвратил в Москве, а поэтому надеюсь получить их еще…»

Таким образом, сам режим работы предполагал, что что-то в книге да останется недокрученным или перепутанным. Так вылезли, например, вернее, остались в книге непонятные женские перчатки князя Андрея, так превратился серебряный образок в золотой, а Альфонс — в Адольфа.

Итак, сначала, в 1866 году, появилось, назовем его так, предварительное издание, «Тысяча