Читать книгу - "Славянские колдуны и ведьмы - Александр Николаевич Афанасьев"

Во время жатвы немцы, славяне и литовцы последний связанный сноп посвящают «житной бабе»; его наряжают в женское платье, украшают цветами и зеленью и торжественно, с песнями, несут в деревню; сноп этот называют бабою, kornpuppe, grosze mütter, die alte[785]. Таким образом, народные поверья сближают Бабу-ягу с царицею эльфов; истребляя род людской, она забирает к себе прекрасных малюток, т. е. эльфоподобные души, и вместе с ними скрывается в колосистых нивах; сравни с вышеприведенными сказаниями о мавках, русалках и полудницах.

Острые железные зубы Бабы-яги (первоначально – метафора разящих молний) отождествляют ее с поедучею Смертью; длинные железные груди, которыми она удушает детей, указывают на ее сродство с дивоженами; у последних груди так велики, что они употребляют их вместо вальков. Эти груди – дождевые облака, а смертельные удары, наносимые ими, знаменуют гром. Замечательно, что Бабе-яге приписывается обладание волшебным прутом[786], которым стоит только махнуть, как тотчас же все живое превращается в камень; это – тот молниеносный жезл, прикосновением которого Гермес (проводник усопших в загробное царство) погружал людей в непробудный, вечный сон.

Длинный сопливый нос Бабы-яги – черта, не лишенная значения и столь же древняя, как и спутанные, растрепанные ее косы. Напомним, что, по свидетельству сказок, прекрасный герой (бог светлого неба) на пять зимних месяцев делается неопрятным замарашкою (Неумойкою): во все это время он не чешется, не стрижется, не моется и не сморкается, т. е. покрывается облаками и туманами, которые исстари уподоблялись косматым волосам, и не проливает дождей. Г. Потебня слово «сопля» производит от глагола «сыпать», который в малорусском наречии употребляется в смысле лить; старослав. сачити, с кнжти, пол. saczyć – испускать жидкость («источник иссяк») и малоросс. сякать, высякаться – сморкать, высморкаться. По другому преданию, сказочный герой превращается в сопливого козла; но вот наступает пора освобождения, и он берется за гусли и начинает (грозовую) песню; наносимые ему удары (удары грома) прекращают силу чародейного заклятия, козлиная шкура спадает и предается сожжению[787].

Белорусы рассказывают, что во время жатвы ходит по нивам Белун, заставляет встречных утирать себе нос и за эту услугу рассыпает перед ними деньги, т. е. золото солнечных лучей. Тождество Бабы-яги с Бертою и Гольдою подтверждается еще тем, что все они равно представляются пряхами. По указанию народных преданий, Баба-яга прядет[788], сербская гвоздензуба носит в горшке горячие уголья и, встречая нерадивых прях, жжет им пальцы. Из понятия смерти возникла мысль о могучей судьбе, представительницами которой явились три мойры, норны или моровые девы. Согласно с этим сказки нередко упоминают о трех вещих сестрах – Бабах-ягах, изображая их хотя и сварливыми, но добрыми и услужливыми старухами: они предвещают страннику, что ожидает его впереди, помогают ему мудрыми советами, дают ему богатырского коня, клубок, указывающий дорогу в неведомые страны, ковер-самолет и другие диковинки. Из святочных игр[789] можно заключать, что Баба-яга – мастерица загадывать загадки и разрешать их таинственный смысл.

Процессы о колдунах и ведьмах

В предыдущей главе указано нами, что обвинения волхвов и жен-чародеек в сношениях с нечистыми духами, в похищении дождей и земного плодородия, в наслании болезней, голода и моровой язвы возникли из древнейших основ языческого миросозерцания. Подобные обвинения всякий раз, как только страну постигало общественное бедствие, возбуждали против них народную месть и вызывали суровые казни сожжения, потопления и зарывания в землю. Впоследствии, когда водворилось христианство, высшие духовные власти редко и небезусловно возвышали свой голос против несправедливости и жестокости таких казней. Мы знаем только протест епископа Серапиона (XIII век), который, впрочем, не отвергает возможности колдовства, а осуждает произвол народной мести и требует для обвиняемых правильного суда.

По необходимому закону всякого исторического развития новая религия должна была стать во враждебные отношения к старым народным верованиям и главным образом противодействие свое направить на лиц, которые были представителями и хранителями языческого культа: умели гадать, предвещать, целить недуги, обладали тайной молитвенных заклинаний и священных обрядов. Такими лицами были волхвы, кудесники, чаровницы, мужи и жены вещие.

Христианская иерархия не могла относиться к ним индифферентно; по ее выражению, это были «бесовские сосуды», пособники Сатаны, через посредство которых он рассевает в народе злое семя неверия. Со своей стороны волхвы и кудесники также не могли оставаться равнодушными при виде тех успехов, какие делала религия, чуждая их интересам, недоступная их пониманию, направленная против «старожизненных» богов и праотеческих заветов.

При самом введении христианства святым Владимиром дело не обошлось без борьбы. Иоакимовская летопись сохранила нам свидетельство о восстании новгородцев, которые, не желая изменять веру и отказываясь креститься, взялись за оружие; по словам этой летописи, «Богомил, высший над жрецы словян, вельми претя люду покоритися»[790]. Феодор и Илларион, первые епископы Ростова, принуждены были бежать от озлобления тамошних язычников, а святой Леонтий пострадал от них смертью; в послании Симона о нем сказано: «…первый ростовский Леонтий священномученник… его же невернии, мтного мучивше, убиша; и се третий гражданин небесный бысть руськаго мира с онема варягома (убитыми при великом князе Владимире), венчався от Христа». Событие это исследователи относят ко времени около 1070 года. Такая же мученическая кончина постигла и преподобного Кукшу, который в половине XII века проповедовал вятичам: все сведают (писал про него Симон), «како вятичи крести… и по многых муках усечен бысть с своим учеником Никоном»[791].

По сведениям, занесенным в Повесть временных лет, в XI столетии волхвы громко, всенародно хулили христианство и, пользуясь своим влиянием на массу населения, старались возбуждать ее к открытому сопротивлению. Так, в 1071 году в Киеве явился волхв, который предсказывал, что через пять лет Днепр потечет назад, земля греческая станет на месте русской, а русская на месте греческой; тогда же переставятся и прочие земли. В народе нашлись невегласи, которые охотно слушали волхва и верили его предсказаниям; но «верные» посмеялись ему, говоря: «Бес тобою играет на пагубу тобе», – и действительно, волхв пропал в одну ночь без вести. Переяславский летописец дополняет, что, по словам волхва, ему предстали пять богов и велели поведать людям о будущих изменениях стран и что сам он погиб, вринутый в ров («и вринуша его беси в ров»). Также и волхв, явившийся в Ростове