Читать книгу - "Милая моя - Юрий Иосифович Визбор"

С некоторыми из ребят, с которыми я начинал в аэроклубе, я до сих пор поддерживаю связь. Один из них стал командиром самолета Ил-86 и летает отсюда, из Внуково, второй служит на тюменском Севере и работает командиром эскадрильи тяжелых транспортных самолетов Ил-76. Один из них стал достаточно крупным руководителем в Министерстве гражданской авиации. Во всяком случае, судьбы некоторых моих товарищей (не под их фамилиями, разумеется) нашли отражение в ряде песен, в том числе «Серега Санин», «Капитан ВВС Донцов» и других.

Я окончил институт, стал преподавателем, служил в армии, потом вернулся в Москву, но до сих пор каждый раз, когда пролетает самолет, к которому другие люди достаточно равнодушны, я всегда поднимаю голову, потому что знаю, что это пролетает мимо какая-то не состоявшаяся в свое время мечта моей жизни. И вот, уже будучи журналистом, я пытался все время хотя бы в очень маленькой, крошечной степени компенсировать эту недостачу жизни. Я много писал о летчиках и старался все время выгадывать себе такие темы, хотя я работал не в специализированных органах печати, связанных с авиацией.

Множество раз будучи в Арктике, трижды пройдя Северный морской путь, я очень много летал вертолетами и самолетами ледовой разведки. Летал я и из Тикси, из Певека, где в то время стоял мощный отряд, который обеспечивал ледовую проводку судов в восточном секторе Арктики, и с бортов различных ледоколов — «Ленинград», «Капитан Сорокин», «Москва». Всегда меня поражала эта черная и очень мужественная работа пилотов ледовой разведки — в связи с тем, что самолет ледовой разведки должен идти на очень небольшой высоте, практически при любом состоянии погоды и точно оценивать лед. Очень интересная и очень утомительная работа, занимающая по 12–14 часов в сутки на высотах порядка 150 метров при очень внимательном пилотаже. Это не дальние рейсы, где — включил автопилот и можно в это время отдыхать. Здесь нет.

Я много летал в те годы, когда только что был построен и введен в эксплуатацию самолет Ту-104. Практически он открыл для нас нашу страну, потому что он значительно «сократил расстояния» до Сибири, до Дальнего Востока. И вот здесь началось интенсивное осознание того, что этот самолет (грубо говоря — кусок металла с некоторым количеством горючего внутри) стал какой-то связующей швейной иглой нации: он приблизил огромные регионы друг к другу. В конце пятидесятых годов это был очень большой переворот в национальном мироощущении, это было чрезвычайно интересное время, когда сам по себе полет в гораздо большей степени сопровождался серьезными эмоциональными нагрузками.

В качестве пассажира я много летал на самых различных авиационных транспортных средствах в Сибирь и на Дальний Восток.

Писал я о ряде экипажей и о многих авиаторах, в том числе о замечательном линейном пилоте Герое Советского Союза Якове Киреевиче Минине, который летал в то время на самом большом в мире самолете Ту-114. Я с этим экипажем летал два или три раза в Хабаровск и обратно. И труд современных пилотов, увиденный мной с лоцманского кресла, совершенно изменил мое представление об этом очень сложном, многообразном и, естественно, ответственном труде. Подружился с этим экипажем, долгое время мы поддерживали связь.

Мне посчастливилось много пережить вместе с двумя замечательными людьми из нашей отечественной авиационной истории — с Валентином Ивановичем Аккуратовым — бывшим флагштурманом полярной авиации, и Василием Петровичем Колошенко — одним из выдающихся советских испытателей вертолетных систем. С обоими я познакомился в Арктике и много там летал. Потом это арктическое знакомство вылилось в долгую дружбу и разнообразное сотрудничество.

Однажды, когда я летал по делам в Вильнюс и мы еще бежали по взлетной полосе, вдруг я увидел, что рядом стоит вертолет Ми-12, который в то время был сделан в одном или двух экземплярах. Василий Петрович Колошенко об этой машине мне много рассказывал и однажды нарисовал мне ее компоновочную схему. Саму же ее видеть не приходилось. И вдруг я ее вижу в Вильнюсском пассажирском аэропорту. Когда мы выгрузились из салона, я подошел к этому вертолету и спросил у стоявшего рядом человека, кто ее командир. Он говорит, что командир — Колошенко. «Где он?» Одним словом, мы разыскались в Вильнюсе, провели там с Василием Петровичем несколько дней. Он как раз летел со Всемирного авиационного салона Ла Бурже в Париже, перегонял машину в Москву.

Если коротко сказать о моем отношении к авиации, то его можно охарактеризовать как несостоявшуюся любовь, которая компенсируется вот таким образом, ну и, кроме того, авиационная тема занимает большое место в моем творчестве, во всяком случае, в моих песнях.

1984

Из записных книжек

Жизнь заставит — станешь и композитором

(1973–1980)

* * *

Жизнь коротка, но не настолько, чтобы не путешествовать.

* * *

Я мчусь по дороге, сидя в высоком кресле голубого автобуса, и вижу, и чувствую, и знаю, что — Боже мой милостивый, единственный и любимый — никогда, никогда в моей жизни не будет этого — песочного «Фольксвагена», веселой на склоне лет блондинки за рулем, машины, полной молодых, доброжелательных женщин, и мчимся мы куда-то на веселую пьянку, и все острят, что Визбор не в счет, что он — своя баба, и предчувствие веселья пьянит больше, чем вино.

* * *

Я многих в полет провожаю,

А сам никуда не летаю.

* * *

Мудрый побеждает неохотно.

* * *

Дело к вечеру — комплимент густеет.

* * *

Если откровенность на откровенность — я не пью. А если еще больше откровенность — для вас двести грамм выпью.

* * *

Шагомер под кроватью.

* * *

Тот, кто занимался десятиборьем, вправе сказать, что у него было тяжелое детство.

* * *

И мотало меня, как березовый сок.

* * *

Выдь на Волгу — чарльстон раздается.

* * *

Заезд в санаторий 4-го управления. Жена капитана дальнего плавания пишет в радиостудию и просит для мужа исполнить песню «Не спеши».

* * *

Сильно гуд!

* * *

Мы не можем ждать милостей от природы после того, что мы с ней сделали.

* * *

В гостиничный холл, где все сидели и смотрели