Читать книгу - "АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника - Дмирий Вячеславович Громов"

манипуляции со стороны, и неважно, откуда эта манипуляция: со стороны кураторов «движения АУЕ» или сторонников Навального. Именно это протестное явление удобнее всего дискредитировать через сопоставление с «движением АУЕ». Навальный сумел привлечь к себе молодых, на акциях, организованных им, молодежи действительно много, и этот факт активно используется: и чиновники, и представители СМИ, и частные лица часто обвиняют политика в том, что он «уводит детей», манипулирует ими в политических целях[551]. Появление информации о «движении АУЕ» помогло критике «навальнистов».

В качестве примеров можно привести высказывания, приведенные в «конспирологическом» параграфе VII.6. Там говорится о «майданах», которые, как ожидается, участники «движения АУЕ» будут проводить при поддержке Запада с целью свержения государственного строя в России.

Показательно, что для суждений, собранных в параграфах VII.6 и VII.8, различаются модели распространения информации. Ни одного конспирологического высказывания [параграф VII.6] не сделано представителями власти, за исключением разве что депутата Боярского. И напротив, в параграфе VII.8 есть заявления высокопоставленных чиновников, в том числе Генерального прокурора РФ, хотя и сделанные в обтекаемой форме. Таким образом, один и тот же нарратив («движение АУЕ» выступает в союзе с политической оппозицией, и обе эти силы находятся под руководством неких зарубежных кукловодов) воспроизводится на трех уровнях.

— Политики высокого уровня (высокопоставленные чиновники-силовики) воспроизводят умеренную версию нарратива — в обтекаемой форме говорят о возможной связи «движения АУЕ» и оппозиции; эта связь не подтверждается какими-либо фактами (видимо, их нет), но в информационном пространстве формируется мнение, что связь возможна. При удобном случае (при определенном стечении обстоятельств) на основании заранее сформированного мнения может быть развернуто какое-либо конкретное уголовное дело с политическим окрасом. Данная модель формирования моральной паники — модель «управляющих элит».

— Моральные предприниматели среднего уровня воспроизводят нарратив без двусмысленностей, уверенно: они точно говорят и о союзе «движения АУЕ» с оппозицией, и о руководстве со стороны Запада, то есть уже вступают в пространство конспирологии. Работает модель «заинтересованных групп среднего уровня».

— Тот же самый развернутый нарратив воспроизводится и на «низовом» уровне — те же мнения активно высказываются и простыми гражданами — пользователями Интернета, блогерами.

Воспроизводство мнения на всех трех уровнях обусловлено существованием в общественном сознании определенной картины мира, основанной на коллективных фобиях. В этой картине мира существует серьезная угроза внешнего политического вмешательства во внутренние дела страны. Внешняя сила якобы настолько могущественна, что может организовывать социальные движения внутри России — и криминальное «движение АУЕ», и политических активистов. Эти движения якобы могут улавливать неокрепшие души подростков и молодежи, направляя их на деструктивную деятельность, губительную и для них самих, и для безопасности страны. Имея такую картину мира, общество охотно интерпретирует происходящие события в нужном, конъюнктурном ключе и с доверием воспринимает интерпретации, которые вырабатывают моральные предприниматели разных уровней.

VII.9. Приемы манипуляции информацией

Как уже говорилось выше [параграф VII.5], многие моральные предприниматели заинтересованы в распространении панической информации и являются моральными предпринимателями институционально — они по долгу своей работы должны обращать внимание на нарушения морального порядка, соотносить происходящее с моральной повесткой, манипулировать тревожной информацией, причем не преуменьшать опасность тех или иных явлений, а наоборот, преувеличивать. Такая деятельность обусловлена административной ответственностью моральных предпринимателей, коммерческой выгодой, идеологическими позициями, которые они организованно защищают, и прочими причинами. Например, Гуд и Бен-Иегуда писали о средствах массовой информации, что те «являются отличной почвой для моральной паники; для того чтобы вызвать волнение и привлечь большую аудиторию, они часто искажают правду о масштабах проблем, о которых они сообщают. (…) Утверждение о том, что каждое сообщество, включая преимущественно белые пригороды, населенные представителями среднего класса, „заражено“ жестокими бандами, является более выгодной историей, чем тот факт, что эти банды являются проблемой только в определенных районах и регионах; рост уровня преступности — это более выгодная история, чем стабильность; угроза уязвимым слоям населения, таким как дети и пожилые люди, является более выгодной новостью, чем угроза здоровым молодым мужчинам; более существенная хищная угроза со стороны незнакомцев — это более выгодная история, чем угроза со стороны близких, таких как родители, соседи и друзья»[552].

И. Джюкс в книге «Медиа и преступность» рассматривала следующие факторы, делающие новостное сообщение о преступлениях привлекательным для публики и журналистов[553].

1. События должны соответствовать определенному уровню важности или драматичности. Джюкс приводила приемы, позволяющие повысить эту драматичность — нагнетание тревожности, акцентуацию на моментах жестокости и страха, описание событий в ироническом ключе и проч.

2. Новостное событие должно быть не только редким и экстраординарным, но и по-своему предсказуемым — это позволяет журналистам лучше организовывать работу, привлекать экспертов, повышать качество публикации.

3. Рассказ о событии должен быть лаконичным и упрощенным, чтобы не напрягать внимание аудитории; диапазон возможных смыслов, присущих новостному сообщению, должен быть ограничен.

4. Сообщение должно быть индивидуализированным и персонализированным, то есть рассказывать о конкретных людях. Это придает сообщениям «человеческий интерес», что часто «побуждает общественность рассматривать себя в качестве линчевателей и позиционировать тех, кого обижают (или которые опасаются стать жертвами преступления), как уязвимых и изолированных. (…) В опосредованном образе преступления преобладает фигура опасного хищника или психопата, а тех, кто пытается защитить себя от преступника, часто изображают как „самоотверженных героев“»[554].

5. Читатель или зритель должен чувствовать свою уязвимость перед описываемой опасностью, причем эта уязвимость часто конструируется через апелляцию к собственному опыту.

6. Повышенный интерес вызывают события, связанные с сексуальностью.

7. Большой плюс для криминальной новости — если в ней задействована знаменитость или высокопоставленное лицо.

8. Криминальные события должны быть важными (релевантными) для аудитории. Они вызывают больший интерес, если происходят по соседству и в социально близкой среде. «Именно те новостные сюжеты, которые воспринимаются как отражающие существующие рамки ценностей, убеждений и интересов получателей и происходящие в географической близости от них, с наибольшей вероятностью будут освещены»[555]. С точки зрения социально-культурной близости оцениваются также преступники и жертвы.

9. Вызывают интерес описания межличностного насилия.

10. Высока привлекательность зрелищных преступлений, например беспорядков, поджогов, столкновений с полицией, которые вызывают больший интерес, чем домашнее насилие, жестокое обращение с детьми и пожилыми людьми, коррупция и проч. Значительно увеличивается внимание к новости, если