Читать книгу - "Путинбург - Дмитрий Николаевич Запольский"

действий предпринимать не стану. Как пойдет разговор, так и пойдет. Подстав и провокаций не будет. Но и легко Зюганову не будет, вопросами я его помучаю. Ну и дурак, говорит Е. Банько, и уезжает. У меня звонит труба. Определяется номер этого клоуна. Типа случайно набрался мой телефон. Я слышу разговор в машине. Они обсуждают меня. Спокойно так, через губу:

«Этого придурка надо воспитывать. Первым делом выкинуть на хуй из эфира. А лучше всего переманить в Москву, и там пусть гниет на каком-нибудь НТВ, а то, блядь, неуправляемый! И не таких приземляли». Так и не понял я до сих пор, что это было. Случайность или намек?

Коржакова Чубайс схарчил через день после этой истории. А поехали Е. Банько со товарищи к моему начальству — Дмитрию Рождественскому. И завезли ему сто тысяч долларов, чтобы я все-таки Зюганова опустил. Митя радостно принял подношение, к которому прилагалась бумажка, где были написаны вопросы лидеру КПРФ. Типа каверзные. Плод работы ельцинского предвыборного штаба. Не знаю, какой мудак их придумал, но вопросы были смешные: «Геннадий Андреевич, а скажите, вы как к Сталину относитесь?» или «Пересмотр итогов приватизации повлечет за собой нищету населения и кризис, вы готовы взять на себя ответственность?». Вызывает меня Рождественский и сует эту бумажку. Показывает на потолок — просьба из Кремля. ОК, говорю, задам. Только вышел из кабинета — звонит Руслан Коляк: «Тебе коржаковские заслали сотку. Так вот, это они у Кумарина взяли. Надо бы хоть половину вернуть!» Я объясняю, что он с этим вопросом лучше пусть к МММ[459] обращается, который типа президент «Русского видео», могу приехать на стрелку, рассказать все подробности. А сам думаю: вот же уебки! Даже разрулить нормально не могут! Ладно, будет вам олимпиада, ё-хо-хо-хо-хо!

Приезжает Зюганов. Нервничает. Ему, естественно, сказали, что будет подстава. А я понимаю, что в кабинете у меня и в гримерке куча жучков, раз пошло такое дело. Достаю бумажку и показываю Зюганову. Пишу: «Привет от Коржакова». «Ага, — пишет он. — Ясно». Поехали, все будет ОК. В эфире я кладу бумаженцию на стол так, чтобы было видно, начинаю интервью, между делом задаю «каверзные вопросы». Зюганов влегкую их отбивает, красиво уходит от конкретики, вывертывается. Я на ходу придумываю новые, куда более каверзные. И мой собеседник вдруг тонет. Вот просто тонет на глазах. Не может ответить, крещен он или нет, какой марки часы носит, даже про своего кота не знает — кастрирован или нет. В результате часового эфира из моей студии Зюганов выползает подавленный, просто убитый. Пишет мне на бумажке:

«Ты мерзавец!» — и молча уезжает. Блин! Он подумал, что я его подставил специально, показал не те вопросы. Ладно, бывает…

Через месяц меня просит Дмитрий Филиппов заехать к нему в офис. А там Зюганов и целая куча помощников. Политбюро какое-то. Филиппов говорит:

— Геннадий Андреич, мы разобрались, все выяснили: Дима вас не подставлял. И вообще, вам надо помириться и подружиться. Впереди еще куча выборов, нам надо Ленобласть брать, а кроме Дмитрия, и опереться не на кого. Давайте жить дружно!

Геннадий меня спрашивает:

— Так это ты сам, что ли, придумал? С этим, как его, Курехиным? Ну поганец! Ну сукин сын! Ладно. А не хочешь стать моим помощником? Мы сработаемся!

Я опять попал в непонятное. Бросить свой проект на ТВ, чтобы консультировать Зюганова и мотаться с ним по стране, определяя стратегию тележурналистов во время его участия в передачах. Типа угадывать подставы. И перспектива — депутат Госдумы от КПРФ. Спасибо, говорю, но если бы мне надо было стать депутатом Госдумы, я бы по любому округу в Петербурге набрал бы семьдесят процентов в первом туре. Но зачем? Мне и без мандата чудно живется, мне интересно работать, в перспективе я лучше свой канал сделаю. Но пообещал Зюганову, что буду иногда помогать.

Конечно, разговор после третьей был. После второй он еще как-то держится. А после пятой спать идет. А вот в промежутке много чего интересного можно узнать. Например, как-то оказался я в странной компании с ним и Глазьевым[460]. Дело происходило в моем редакционном кабинете на студии после прямого эфира. Водку привез Глазьев из Красноярска. Он там баллотировался в губернаторы. Это 2002 год был. А у меня и закуси никакой нет, только хлеб черный. Глазьев пригубил, занюхал. Я сделал вид, что выпил. Андреич тяпнул, потом еще, горбушкой закусил, еще раз крякнул, рыгнул, покраснел и говорит:

— Вот, Дима, видишь, как оно получается! Мы Серегу, конечно, еще выдвинем, государственный он человек, ученый! А тут вот какая история: ни копейки мы ему не давали, да? Скажи, Серега, сколько денег мы тебе дали? Только на гостиницу и брошюру напечатать!

Глазьев подтвердил. Оказывается, за первый месяц выборной кампании рейтинг с нуля дошел до сорока двух процентов. И он перестал вести агитацию, так как побеждал влет. А договорки с Москвой не было. Точнее, была обратная — что КПРФ Красноярский край не трогает. Я спрашиваю:

— А что было бы, если бы не снялся? Через суд бы сняли, вбросили бы так, что мама не горюй, объявили бы выборы недействительными?

Андреич на меня смотрит опять с сожалением. Вот вроде с виду не скажешь, что круглый дурак, а такую фигню все время спрашивает!

— Да с радостью бы оставили Серегу губернатором! А потом субвенции обрезали бы, загнобили бы край, пожертвовали бы даже «Норникелем»[461]! Чтобы потом показывать: вот что будет с каждым регионом, где коммунисты к власти придут. Не время, брат, нет, не настал еще час, не готова страна. Испортил пятнистый[462] нам всю жизнь, на десятки лет вперед нагадил! Ну ничего. Как китайцы живут? На столетия вперед мыслят! Так и нам надо. Ну давайте, товарищи, выпьем за возвращение России на путь истины!

В узком кругу после третьей Батя (эта кликуха у него со школы) крайне прост. Есть идея. Если пытаться ее сформулировать в двух словах, то никакого марксизма-ленинизма в ней нет. Смысл и суть — социальное государство, общество всеобщего благоденствия, в котором русский народ как бы муж. А остальные народы — как бы жены. Гарем. Муж кормит и любит, жены дают и рожают. При этом подчиняются, в дела не лезут и между собой соревнуются за право ублажать. А не хотят, так и нечего кормить. Пусть живут в специальных комнатах на хлебе и воде. Но развод не разрешать, ибо нефиг. В социальном плане