Читать книгу - "Российский колокол № 1–2 (34) 2022 - Коллектив авторов"

важными, самыми значимыми, позже становятся лишь эпизодами, случайными мгновениями?! В двадцать лет кажется, что просидел бы вот с этой девушкой под липой, яблоней, каштаном всю жизнь. В тридцать – что нужно заниматься делом, все еще придет, успеется, наверстается. В сорок – что сил еще много, но что-то безвозвратно потеряно, упущено, и закат над рекой вызывает уже не романтические чувства, скорее – грусть, чувство горькой утраты.

Степан сидел с удочкой на берегу и думал: что же для него сейчас природа? Как воздействуют на него ее безумные краски, ее внезапные порывы? Здесь пахло не весной, нет, это был не тот легкий аромат, появляющийся в воздухе еще задолго до наступления по-настоящему теплых дней, который Степан всегда улавливал. На озере у берега пахло прелой травой, тиной, водой, в которой переваривалось все, застоявшееся с холодов. Но даже запах прелой листвы – это запах жизни. А он всегда был жаден до жизни, любопытен, он готов был глотать ее горстями. Этой зимой ему показалось, что все изменилось, но, вероятно, все изменилось гораздо раньше. Или все осталось по-прежнему? На этот вопрос не ответит никто: ни чудо-рыба, что он поймал только что, ни чайка вдалеке.

Время шло, почтовый ящик пополнялся разве что квитанциями. Степан отчего-то надеялся, что, спросив его адрес, Татьяна напишет ему длинное обстоятельное письмо, но письма не было. Не было ничего и никого, лишь ветер свистел в водосточной трубе да собака лаяла иногда на бродившую неподалеку, заблудившуюся лису.

Как-то в пятницу он решил навестить соседей, но их не оказалось дома. Дом был заперт и пуст. Возможно, уехали в город навестить сына. Других знакомых здесь у Степана не было.

Он снова окунулся в иллюзорную книжную жизнь и за пару месяцев даже прожил там пару десятилетий – так, что у них успели вырасти дети и родиться внуки, были встречи и разлуки, любовь, боль, горе, радость, потери и обретения. Когда уходишь с головой в иную реальность, бывает тоскливо возвращаться обратно, хочется продлить это чувство сродства, сопереживания, дать героям пройти еще один отрезок пути и сопровождать их в нем неотлучно.

А весна пришла. Настоящая – с проталинами и подснежниками, потом снег и вовсе стаял, и она благоухала, разливалась во всем своем великолепии. Озеро было голубым, и небо было голубым, и было неясно, где одно перетекает в другое, цепляясь краями, касаясь тонкими тканями полотнищ. Рыбалка приелась, Степан сидел на веранде и расчесывал Витязя, машинально проводя щеткой от загривка к хвосту, предаваясь раздумьям. Склонность его к философствованию и анализу часто раздражала окружающих, призывавших жить проще, легче. Друзьям часто кажется, что, выводя тебя в «люди», то есть на публику, они делают доброе дело, это называется «развеяться», и даже не догадываются, что нет ничего хуже этого насилия для человека, далекого от людей, не желающего сливаться с толпой.

Степан отложил щетку и, не надевая поводка, вывел собаку за калитку. Он шел вдоль берега, вглядываясь в горизонт над водой, в лодку, видневшуюся вдали. Впереди появилась фигура человека. Или ему только показалось? Он уже давно не встречал здесь никого и порой даже боялся одичать, разговаривая с Витязем. Фигура приближалась, и вот уже стало понятно, что это женщина, женщина в белом платье и шляпе. Степану показалось, что он сошел с ума, что он бредит и его мысли о Татьяне материализовались, приобрели реальные очертания. Он шел навстречу, но видение не исчезало. Девушка шла по кромке берега неспешно, наслаждаясь ласками воды, держа в одной руке босоножки, другой придерживая шляпу с голубой лентой. Степан остановился и не двигался до тех пор, пока видение не приблизилось к нему. Это была Татьяна, но будто бы и не она. Черты лица были похожи, но девушка была выше ростом и столь молода, что у Степана помутилось в голове. Она подошла и стояла напротив, рассматривая его, будто увидела нечто диковинное. Он не мог ничего спросить, какой-то нечленораздельный звук вырвался изо рта. Сердце забухало и надорвалось, он припал на ногу, грузно опустился на землю. Девушка бросилась к нему.

– Плохо, вам плохо, да?

Он все еще не мог ничего сказать, ухватившись за ее локоть, он силился подняться и лишь нечленораздельно мычал.

– Я помогу, сейчас, сейчас, – она была напугана и растеряна, не зная, что делать. Ей удалось помочь ему встать, теперь он опирался о ее плечо, а точнее, давил на него всем телом, и девушка сомневалась, что продержится долго в таком положении.

– Потихонечку, сейчас дойдем, все будет хорошо, – она видела дом вдалеке, но дойти до него было немыслимо. – Вы можете идти сами? Ну хотя бы шаг, вот, да, вот так.

Степан пытался переставлять ноги, а голова его была повернута к девушке, он рассматривал ее, глаза его были расширены, лицо – бледно.

– Сейчас, сейчас, – она тяжело дышала, перетаскивая на себе ставшее неподвижным и громоздким непослушное тело, еще с утра бодро шагавшее вдоль озера. – Дойдем!

Силы Лизы были на исходе, когда ей удалось втолкнуть Степана на крыльцо и буквально уронить в кресло.

Врача пришлось ждать несколько часов. Хорошо, что Лиза догадалась посмотреть телефон в справочнике, иначе и спросить было бы не у кого. Степан сидел в кресле, привалившись к спинке, закрыв глаза. Он очень устал, правая рука безжизненно свисала с подлокотника. Говорить он не мог. Лиза, не желая его тревожить, обошла дом, задержалась в библиотеке, проводя пальцем по корешкам книг, на некоторых останавливаясь особо. Она любила читать с детства. Помнила, как мама читала ей на ночь. Открывая кии-гу, всегда рассказывала Лизе об авторе, о героях, чтобы заинтересовать, увлечь.

Девушка перешла в другие комнаты. Оглядела спальню, гостиную, на кухне заглянула в холодильник, поскольку уже много часов у нее во рту и маковой росинки не было. Да и Степана нужно будет как-то покормить. Что она наделала? Зачем приехала? Человек жил, двигался, а теперь из-за нее он калека. Он даже поздороваться с ней не может.

Врачи прибыли вдвоем, сказали, что у Степана инсульт – необходима срочная госпитализация. Речь и чувствительность конечностей, возможно, восстановятся, но нужен будет внимательный долгосрочный уход после больницы.

– Простите, а вы кем больному приходитесь? – уточнил врач.

– Я? Я – дочь, – сказала Лиза, удивившись непривычному слову, слетевшему с губ.

Она растерянно проводила глазами носилки. Ехать в больницу сейчас не имело смысла. Она решила воспользоваться временем, что Степан проведет под присмотром врачей, – съездить домой, рассчитаться на работе, собрать и перевезти вещи. Там, в больнице,